Дело по жалобе «Авилкина и другие против РФ»

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ПО ДЕЛУ «АВИЛКИНА И ДРУГИЕ (AVILKINA AND OTHERS) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»
(Жалоба N 1585/09)

(Страсбург, 6 июня 2013 года)

Заявители, в частности, утверждали, что раскрытие их медицинских документов прокуратуре составляло нарушение их права на уважение личной жизни.

Первая, вторая и третья заявительницы жаловались на то, что прокуратура требовала от врачей передачи информации, содержащейся в их медицинских документах, без их согласия и в отсутствие расследования уголовного дела, требующего такой передачи. В результате в отношении первой и третьей заявительниц были переданы данные, составляющие врачебную тайну.

Ссылаясь на прецедентную практику Европейского Суда (Постановление Большой Палаты по делу «Ротару против Румынии» (Rotaru v. Romania), жалоба N 28341/95, § 43, ECHR 2000-V, Постановление Европейского Суда от 26 марта 1987 г. по делу «Леандер против Швеции» (Leander v. Sweden), § 48, Series A, N 116, и Постановление Европейского Суда от 17 июля 2008 г. по делу «I. против Финляндии» (I. v. Finland), жалоба N 20511/03, § 35), заявительницы утверждали, что информация, запрошенная прокуратурой, составляла врачебную тайну и относилась к сфере действия защиты, гарантированной статьей 8 Конвенции. Она была передана медицинскими учреждениями прокуратуре без их согласия. Кроме того, мать первой заявительницы прямо потребовала от главного врача медицинского учреждения, в котором первая заявительница проходила лечение, не передавать информацию, составляющую врачебную тайну, прокуратуре. Тот факт, что заявительницы придерживались вероучения, практикуемого и защищаемого «Свидетелями Иеговы», включая отказ от переливания крови, не имел значения. Решая придерживаться вероучения какой-либо определенной религии, гражданин автоматически не отказывается от гарантируемого Конвенцией права на уважение личной жизни.

29. Власти Российской Федерации утверждали, что передача медицинских документов заявительниц прокуратуре не являлась вмешательством в их личную жизнь. Заявительницы являлись активными членами «Свидетелей Иеговы», открыто отстаивающими свои религиозные убеждения, включая отказ от переливания крови. По мнению властей Российской Федерации, заявительницы отказались от своего права на врачебную тайну в отношении медицинских документов, подтверждающих их отказ от переливания крови. Кроме того, передача медицинских документов заявительниц прокуратуре не повлекла для них никаких негативных последствий.

Мнение Европейского Суда

30. Европейский Суд отмечает, что ранее он приходил к выводу о том, что личная информация, относящаяся к пациенту, принадлежит к сфере его или ее личной жизни (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «I. против Финляндии», § 35). Он также принимает во внимание позицию российских судов, которые рассмотрели дело заявительниц и пришли к выводу о том, что информация о методах их лечения должна считаться конфиденциальной (см. § 20 настоящего Постановления).

31. Европейский Суд далее отмечает, что медицинские учреждения, в которых заявительницы проходили лечение, являлись государственными больницами, за действия которых государство несло ответственность для целей Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу «Гласс против Соединенного Королевства» (Glass v. United Kingdom), жалоба N 61827/00, § 71, ECHR 2004-II).

32. Таким образом, по мнению Европейского Суда, нет сомнений в том, что передача государственными больницами медицинских документов заявительниц прокуратуре представляла собой вмешательство в их право на уважение личной жизни, гарантированное пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Остается установить, было ли вмешательство оправданным с точки зрения пункта 2 указанной статьи.

2. Было ли вмешательство оправданным

(a) «Предусмотрено законом»

(i) Доводы сторон

33. Заявительницы полагали, что прокуратура, требуя передачи медицинских документов в отношении пациентов, являвшихся членами «Свидетелей Иеговы», чрезмерно и произвольно расширила значение относимых положений законодательства, действовавшего в период, относящийся к обстоятельствам дела. Отсутствовали преступные действия или подозрения относительно их совершения заявительницами, способные послужить основанием для передачи информации. Прокуратура лишь «выуживала» информацию. По мнению заявительниц, относимые положения законодательства не могли толковаться настолько широко, чтобы разрешать доступ правоохранительных органов к информации, составляющей врачебную тайну, вне связи с конкретным уголовным расследованием. Это мнение подтверждалось тем фактом, что в законодательство страны впоследствии были внесены изменения, вследствие которых прокуратура была исключена из перечня органов, имеющих право требовать передачи информации, составляющей врачебную тайну, без согласия пациента.

34. Власти Российской Федерации полагали, что передача медицинских документов заявительниц прокуратуре была осуществлена в строгом соответствии с законодательством, действовавшим в тот момент. Национальные суды двух уровней юрисдикции рассмотрели доводы заявительниц относительно толкования статьи 61 Основ законодательства об охране здоровья граждан и отклонили их как ошибочные. По мнению национальных судов, прокурор имел право требовать раскрытия информации, составляющей врачебную тайну, при осуществлении надзора за исполнением законов конкретными гражданами и организациями.

(ii) Мнение Европейского Суда

35. Европейский Суд отмечает, что толкование фразы «предусмотрено законом» хорошо развито в прецедентной практике Европейского Суда и сводится к следующему (см. Постановление Большой Палаты по делу «S. и Марпер против Соединенного Королевства» (S. and Marper v. United Kingdom), жалобы N 30562/04 и 30566/04, §§ 95 — 99, ECHR 2008):

«…95. Европейский Суд напоминает о своей прочно установившейся прецедентной практике, согласно которой формулировка «предусмотрено законом» требует, чтобы спорная мера имела определенную основу в национальном законодательстве и была совместима с принципом верховенства права, который прямо упомянут в преамбуле к Конвенции и воплощен в объекте и цели статьи 8 Конвенции. Таким образом, закон должен быть адекватно доступен и предсказуем, то есть сформулирован с достаточной точностью, позволяя лицу регулировать свои действия, при необходимости, после соответствующей консультации. Чтобы национальное законодательство отвечало этим требованиям, оно должно предоставлять адекватную правовую защиту против произвола и, соответственно, предусматривать с достаточной ясностью границы полномочий, которыми наделены компетентные органы, и способ их реализации (см. Постановление Европейского Суда от 2 августа 1984 г. по делу «Мэлоун против Соединенного Королевства» (Malone v. United Kingdom), §§ 66 — 68, Series A, N 82, Постановление Большой Палаты по делу «Ротару против Румынии» (Rotaru v. Romania), жалоба N 28341/95, § 55, ECHR 2000-V, и упоминавшееся выше <7> Постановление Большой Палаты по делу «Аманн против Швейцарии», § 56).

      – ------------------------------

<7> Постановление Большой Палаты по делу «Аманн против Швейцарии» (Amann v. Switzerland), жалоба N 27798/95, § 56, ECHR 2000-II, в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).

96. Степень точности, требуемая от национального законодательства, — которое не может в любом случае предусматривать каждую возможность — зависит в значительной степени от содержания рассматриваемого документа, области его применения и числа и статуса лиц, которым он адресован (Постановление Большой Палаты по делу «Хасан и Чауш против Болгарии»

(Hasan and Chaush v. Bulgaria), жалоба N 30985/96, § 84, ECHR 2000-XI, с дополнительными отсылками)».

36. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что передача прокуратуре медицинских документов заявительниц имела основу в национальном законодательстве — в Основах законодательства об охране здоровья граждан (см. § 23 настоящего Постановления). Европейский Суд также отмечает, что сторонами не оспаривалось, что данный закон являлся «доступным».

37. Европейский Суд также принимает к сведению довод заявительниц о том, что законодательные положения, которые действовали в период, относящийся к обстоятельствам дела, предусматривающие случаи, в которых допускается передача информации, составляющей врачебную тайну, были сформулированы в довольно общих выражениях и могли подвергаться расширительному толкованию. Европейский Суд считает существенным в данных обстоятельствах наличие подробных правил, регулирующих область и применение мер, а также минимальные гарантии, касающиеся процедур передачи такой информации, тем самым обеспечивая достаточные гарантии против угрозы злоупотребления и произвола (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «S. и Марпер против Соединенного Королевства», § 99). Европейский Суд отмечает, однако, что в настоящем деле эти вопросы тесно связаны с более широким вопросом о том, было ли вмешательство необходимо в демократическом обществе. Учитывая мотивировку, приведенную в §§ 43 — 54 настоящего Постановления, Европейский Суд не считает необходимым решать вопрос о том, отвечала ли формулировка статьи 61 Основ законодательства об охране здоровья граждан требованиям «качества закона», воплощенным в пункте 2 статьи 8 Конвенции.

(b) Законная цель

(i) Доводы сторон

38. Заявительницы не предоставили своих комментариев.

39. Власти Российской Федерации утверждали, что передача медицинских документов заявительниц преследовала законную цель охраны здоровья населения и защиты прав граждан в этой области. Эта передача была необходима, чтобы избежать угрозы смерти или серьезного вреда здоровью пациента, особенно в случаях с участием несовершеннолетних.

(ii) Мнение Европейского Суда

40. Хотя Европейский Суд не считает бесспорным довод властей Российской Федерации о том, что полномочие прокурора требовать раскрытия информации, составляющей врачебную тайну, служило государственному интересу обеспечения исполнения законов, он полагает, аналогично выводу в § 37 настоящего Постановления, что при обстоятельствах дела он может воздержаться от разрешения настоящего вопроса. Он будет рассмотрен в §§ 43 — 54 настоящего Постановления в той степени, в которой имеет значение для оценки соразмерности вмешательства

(см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу «Христианско-демократическая народная партия против Молдавии» (Christian Democratic People’s Party v. Moldova), жалоба N 28793/02, § 53, ECHR 2006-II).

(c) Необходимость в демократическом обществе

(i) Доводы сторон

41. Заявительницы утверждали, что оказание государством воздействия на лиц, исповедующих определенную религию, в целом, а также негласный сбор персональной медицинской документации таких лиц и вмешательство в процесс их лечения явно не были необходимыми. Передача их медицинских документов была совершенной необоснованной. Что касается лечения, заявительницы сделали личный и осознанный выбор. Учитывая негативные медицинские последствия для заявительниц, раскрытие врачебной тайны являлось чрезмерным. Вмешательство прокурора серьезно затруднило процесс лечения первой заявительницы и создало препятствия для применения альтернативных бескровных методов лечения, включая прием эритропоэтина. Отношение к ней медицинских работников значительно ухудшилось. Кроме того, 18 сентября 2007 г. в средствах массовой информации появилась статья, в которой один из врачей открыто обсуждал случай первой заявительницы. Третья заявительница не могла обратиться за консультацией в медицинское учреждение, в котором она ранее проходила лечение, из-за угрозы повторной передачи ее медицинских документов.

42. Власти Российской Федерации привели в пример ряд дел из российской практики по медицинским вопросам, в которых национальные суды отвергли решение родителей, отказавшихся от медицинской помощи своим несовершеннолетним детям из-за своей принадлежности к «Свидетелям Иеговы». Они признали, что отказ заявительниц от переливания крови не повлек серьезную угрозу для их жизни или здоровья. Передача документов была осуществлена в рамках проверки, проводимой прокуратурой. По мнению властей Российской Федерации, сбор медицинских данных об отказах от переливания крови со стороны членов «Свидетелей Иеговы» помог бы определить, какие меры необходимо принять властям, чтобы исключить угрозу безопасности пациентов, защитить права медицинских работников, лечивших членов «Свидетелей Иеговы», и гарантировать права несовершеннолетних пациентов.

(ii) Мнение Европейского Суда

43. При определении того, являлись ли спорные меры «необходимыми в демократическом обществе», Европейский Суд рассмотрит в свете всех обстоятельств дела вопрос о том, были ли мотивы, приведенные в их оправдание, относимыми и достаточными, и были ли меры пропорциональны преследуемым законным целям (см., например, Постановление Европейского Суда по делу «Пек против Соединенного Королевства» (Peck v. United Kingdom), жалоба N 44647/98, § 76, ECHR 2003-I).

44. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что ключевым вопросом в настоящем деле является защита персональных данных. Право заявительниц на личную автономию в сфере физической целостности и религиозных убеждений, детально рассмотренное в предыдущих делах, не является предметом рассмотрения (см., например, Постановление Европейского Суда от 10 июня 2010 г. по делу «Свидетели Иеговы» в Москве против Российской Федерации» (Jehovah’s Witnesses of Moscow v. Russia) <8>, жалоба N 302/02, §§ 131 — 142) <9>.

      – ------------------------------

<8> Название дела, опубликованного на интернет-сайте Европейского Суда — «Свидетели Иеговы» в Москве и другие против Российской Федерации» (Jehovah’s Witnesses of Moscow and Others v. Russia) (прим. переводчика).

<9> Опубликовано в специальном выпуске «Российская хроника Европейского Суда» N 2/2011.

45. Европейский Суд напоминает, что защита персональных данных, включая медицинскую информацию, имеет фундаментальное значение для осуществления лицом права на уважение личной и семейной жизни, гарантированного статьей 8 Конвенции. Соблюдение конфиденциальности сведений о здоровье является ключевым принципом правовых систем всех государств — участников Конвенции. Разглашение таких сведений может серьезно затронуть личную и семейную жизнь лица, а также его социальное положение и трудоустройство, подвергая его позору и возможному остракизму (см. Постановление Европейского Суда от 25 февраля 1997 г. по делу «Z против Финляндии» (Z v. Finland), §§ 95 — 96, Reports 1997-I). Соблюдение конфиденциальности данных о здоровье имеет ключевое значение не только для защиты личной жизни пациента, но и для поддержания его доверия к медицинским работникам и системе здравоохранения в целом. При отсутствии подобной защиты лица, нуждающиеся в медицинской помощи, могут воздерживаться от обращения за необходимым лечением, подвергая тем самым свое здоровье опасности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Z против Финляндии», § 95, и Постановление Европейского Суда от 25 ноября 2008 г. по делу «Бирюк против Литвы» (Biriuk v. Lithuania), жалоба N 23373/03, § 43). Тем не менее интерес пациента и общества в целом в защите конфиденциальности медицинских данных может быть перевешен интересом в расследовании и преследовании преступлений, а также в гласности судебного разбирательства, если доказано, что эти интересы имеют более серьезное значение (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Z против Финляндии», § 97).

46. Европейский Суд далее напоминает, что в делах, касающихся раскрытия персональных данных, он признавал, что за компетентными национальными властями должна сохраняться определенная свобода усмотрения в целях установления справедливого равновесия между соответствующими конкурирующими публичными и частными интересами. Однако эта свобода усмотрения должна сопровождаться европейским надзором (см. Постановление Европейского Суда от 25 февраля 1993 г. по делу «Функе против Франции» (Funke v. France), Series A, N 256-A, p. 24, § 55), и ее рамки зависят от таких факторов, как характер и значимость интересов, зависящих от исхода дела, и серьезность вмешательства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Z против Финляндии», § 99).

47. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что заявительницы не являлись подозреваемыми или обвиняемыми по какому-либо уголовному делу. Прокурор лишь проводил проверку деятельности религиозной организации заявительниц в связи с поступившими в прокуратуру обращениями. Медицинские учреждения, в которых заявительницы проходили лечение, не сообщали в прокуратуру ни о каких случаях предполагаемых преступных действий. В частности, медицинские работники, осуществлявшие лечение первой заявительницы, которой на тот момент было два года, могли обратиться в суд или просить прокурора обратиться в суд с целью получения разрешения на переливание крови, если они полагали, что ее жизнь находится под угрозой. Аналогично ничто в предоставленных Европейскому Суду материалах не свидетельствует о том, что врачи, которые сообщили районному прокурору о случае третьей заявительницы, считали, что ее отказ от переливания крови являлся не выражением ее подлинной воли, а следствием давления, оказанного на нее другими последователями религиозных взглядов, которых она придерживалась (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Свидетели Иеговы» в Москве против Российской Федерации», §§ 137 — 138). При таких обстоятельствах Европейский Суд не усматривает какой-либо настоятельной общественной необходимости для требования о раскрытии информации, составляющей врачебную тайну, в отношении заявительниц. Следовательно, он полагает, что средства, примененные прокурором при проведении проверки, необязательно должны были быть столь гнетущими для заявительниц.

48. В этой связи Европейский Суд учитывает, что прокурор мог использовать другие возможности, помимо требования о раскрытии информации, составляющей врачебную тайну, при рассмотрении полученных жалоб. В частности, он мог попытаться получить согласие заявительниц на раскрытие и/или допросить их по данному вопросу (см. §§ 23 — 24 настоящего Постановления). Тем не менее прокурор предпочел потребовать раскрытия информации, составляющей врачебную тайну, не уведомив заявительниц и не предоставив им возможности возражать или согласиться.

49. Европейский Суд принимает к сведению толкование применимого законодательства судами страны о том, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, право прокурора требовать раскрытия информации, составляющей врачебную тайну, без согласия пациента не было ограничено уголовным разбирательством против данного лица (см. § 20 настоящего Постановления), но могло осуществляться в связи с любым «расследованием», которое ведет прокуратура. Власти Российской Федерации не отрицали, что закон не устанавливал конкретных ограничений полномочий прокурора по получению медицинских документов лица. Применимые правовые нормы также не содержали указания на то, кто может быть затронут таким раскрытием или какой порядок должен соблюдаться.

50. Действительно, заявительницы могли обжаловать законность распоряжения прокурора вышестоящему прокурору или в суд после того, как раскрытие состоялось (см. § 23 настоящего Постановления). Заявительницы использовали эту возможность. Их жалобы были рассмотрены судами страны в двух инстанциях.

51. Со ссылкой на неограниченное право прокурора требовать раскрытия информации, составляющей врачебную тайну, суды нашли раскрытие соответствующим законодательству и отклонили жалобы заявительниц. В тексте решений Европейский Суд не усматривает упоминания о каких-либо попытках национальных властей установить справедливое равновесие между правом заявительниц на уважение личной жизни и деятельностью прокурора, направленной на защиту здоровья общества и прав лиц в этой сфере. Власти также не привели относимых или достаточных мотивов, которые могли бы оправдать раскрытие конфиденциальной информации.

52. Соответственно, по мнению Европейского Суда, возможность возражения против раскрытия информации, составляющей врачебную тайну, когда она уже находилась в распоряжении прокурора, не обеспечивала заявительницам достаточной защиты против несанкционированного раскрытия.

53. Вышеизложенные соображения достаточны для того, чтобы Европейский Суд мог заключить, что сбор прокуратурой информации, составляющей врачебную тайну, относительно заявительниц не сопровождался достаточными гарантиями, препятствующими раскрытию, несовместимому с соблюдением права заявительниц на уважение личной жизни, предусмотренного статьей 8 Конвенции.

54. Отсюда следует, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции, вытекающее из раскрытия медицинских документов заявительниц для целей расследования, проводившегося прокуратурой.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:

1) признал жалобу на нарушение статьи 8 Конвенции и статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции в части передачи медицинских документов первой и третьей заявительниц приемлемой, а в остальной части — неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции;

3) постановил, что отсутствует необходимость рассматривать жалобу на основании статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции.