Дело по жалобе «Хорошенко против РФ»

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА ПО ДЕЛУ «ХОРОШЕНКО (KHOROSHENKO) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»

БОЛЬШАЯ ПАЛАТА (Жалоба N 41418/04) (Страсбург, 30 июня 2015 года)

Заявитель утверждал, в частности, что различные ограничения на свидания с родственниками во время отбывания им наказания за преступление противоречили статье 8 Конвенции.

Мнение Европейского Суда

(a) Имело ли место вмешательство в права заявителя, гарантированные статьей 8 Конвенции

106. Европейский Суд напоминает, что содержание под стражей, как любая другая мера лишения свободы, влечет естественные ограничения личной и семейной жизни. Однако существенной составляющей права заключенного на уважение семейной жизни является разрешение или при необходимости содействие со стороны властей в поддержании контакта с близкими родственниками (см. в числе многих примеров Постановление Европейского Суда по делу «Мессина против Италии (N 2)» (Messina v. Italy) (N 2), жалоба N 25498/94, §§ 61 — 62, ECHR 2000-X, Постановление Европейского Суда по делу «Лавентс против Латвии» (Lavents v. Latvia) от 28 ноября 2002 г., жалоба N 58442/00, § 139, Постановление Европейского Суда по делу «Эстрих против Латвии» (Estrikh v. Latvia) от 18 января 2007 г., жалоба N 73819/01, § 166, Постановление Европейского Суда по делу «Назаренко против Латвии» (Nazarenko v. Latvia) от 1 февраля 2007 г., жалоба N 76843/01, § 25, Постановление Европейского Суда по делу «Тросин против Украины» (Trosin v. Ukraine) от 23 февраля 2012 г., жалоба N 39758/05, § 39, и Постановление Европейского Суда по делу «Эпнерс-Гефнерс против Латвии» (Epners-Gefners v. Latvia) от 29 мая 2012 г., жалоба N 37862/02, §§ 60 — 66).

107. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что в течение первых 10 лет отбывания наказания в исправительной колонии особого режима заявитель на находился в строгих условиях отбывания наказания, на специальном режиме заключения, который предусматривал, в частности, ограничение частоты и продолжительности свиданий и количества визитеров, а также различные меры надзора за такими свиданиями. Заявитель мог переписываться с внешним миром, но действовал полный запрет на телефонные звонки, кроме исключительных обстоятельств. Он также отмечает, что в течение этого периода заявитель пытался поддерживать контакт со своими родственниками, а именно с родителями, братом и сыном, возможность которых навещать заявителя в колонии несомненно была ограничена.

108. Власти Российской Федерации не оспаривали того, что вышеупомянутые условия отбывания наказания составляли вмешательство в право на уважение личной и семейной жизни, гарантированное статьей 8 Конвенции.

109. Учитывая свою прецедентную практику и изложенные выше обстоятельства дела, Европейский Суд находит, что рассматриваемая мера являлась вмешательством в «личную жизнь» и «семейную жизнь» заявителя в значении статьи 8 Конвенции. Остается выяснить, было ли вмешательство оправданным, как того требует пункт 2 указанной статьи Конвенции.

(b) Было ли вмешательство оправданным

(i) «Предусмотрено законом»

110. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда выражение «предусмотрено законом» в пункте 2 статьи 8 Конвенции, в частности, подразумевает, что данная мера или меры должны иметь некую основу во внутригосударственном законодательстве (см., например, Постановление Европейского Суда по делу «Александра Дмитриева против Российской Федерации» (Aleksandra Dmitriyeva v. Russia) от 3 ноября 2011 г., жалоба N 9390/05 <1>, §§ 104 — 107), но также затрагивает качество указанного закона, требуя, чтобы он был доступен заинтересованному лицу и предсказуем с точки зрения последствий его применения (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Ротару против Румынии» (Rotaru v. Romania), жалоба N 28341/95, § 52, ECHR 2000-V). Чтобы закон отвечал критерию предсказуемости, он должен излагать с достаточной точностью условия, при которых может применяться мера, чтобы заинтересованные лица, при необходимости с помощью соответствующей консультации, могли регулировать свое поведение.

      – ------------------------------

<1> Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 7/2013.

111. Европейский Суд отмечает, что спорные ограничения были применены к заявителю в соответствии с частью третьей статьи 125, статьей 126 и частью третьей статьи 127 УИК РФ (см. §§ 50 и 52 настоящего Постановления), которые предусматривали, что все осужденные к пожизненному заключению по прибытии в исправительную колонию особого режима помещаются в строгие условия, и устанавливали различные ограничения возможности осужденных к пожизненному лишению свободы иметь свидания с родственниками в колонии и иным образом регулировали их контакты с внешним миром в течение последующих 10 лет.

112. Европейский Суд находит, и это не оспаривается сторонами, что содержание заявителя в исправительной колонии особого режима в строгих условиях отбывания наказания было основано на законодательстве Российской Федерации, и само по себе законодательство было ясным, доступным и достаточно точным.

(ii) Законная цель

113. Власти Российской Федерации оправдывали ограничения возможности заявителя иметь свидания с родственниками со ссылкой на практику Конституционного Суда Российской Федерации, который указал в Определении от 24 мая 2005 г. N 257-О (см. § 29 настоящего Постановления), что закон преследовал цели «восстановления справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений». В своих устных объяснениях, данных Большой Палате Европейского Суда, власти Российской Федерации уточнили, что соответствующий закон вовсе не преследовал цели реинтеграции в общество заявителя и иных осужденных к пожизненному лишению свободы, но, напротив, был нацелен на изоляцию таких лиц от общества (см. § 99 настоящего Постановления).

114. Учитывая доводы сторон и, в частности, объяснения властей Российской Федерации на слушании, могут возникать сомнения относительно того, преследовали ли законную цель в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции ограничения права заявителя на свидания в колонии.

115. Европейский Суд полагает, однако, что отсутствует необходимость принимать решение по этому пункту, учитывая его выводы, приведенные ниже (см. §§ 127 — 149 настоящего Постановления).

(c) «Необходимость в демократическом обществе»

(i) Общие принципы

116. В прецедентной практике Европейского Суда прочно установлено, что в период заключения лица продолжают пользоваться всеми фундаментальными правами и свободами, за исключением права на свободу (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Диксон против Соединенного Королевства» (Dickson v. United Kingdom), жалоба N 44362/04, § 67, ECHR 2007-V, цитирующее Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Херст против Соединенного Королевства (N 2)» (Hirst v. United Kingdom) (N 2), жалоба N 74025/01, § 69, ECHR 2005-IX, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Булуа против Люксембурга» (Boulois v. Luxembourg), жалоба N 37575/04, § 82, ECHR 2012).

117. Соответственно, в заключении лицо не утрачивает своих конвенционных прав, включая право на уважение семейной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу «Плоский против Польши» ( Płoski v. Poland) от 12 ноября 2002 г., жалоба N 26761/95, §§ 32 и 35), так что любое ограничение этих прав должно быть оправданным в каждом конкретном деле (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Диксон против Соединенного Королевства», § 68).

118. Что касается требования «необходимы в демократическом обществе», Европейский Суд указывал, что понятие «необходимости» подразумевает, что вмешательство должно отвечать «настоятельной общественной необходимости» и, в частности, что оно соразмерно преследуемой законной цели. Определяя, было ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе», Европейский Суд примет во внимание, что государства-участники располагают свободой усмотрения, но у них остается обязанность продемонстрировать существование настоятельной общественной необходимости для вмешательства (см. Постановление Европейского Суда по делу «Кучера против Словакии» ( Kučera v. Slovakia) от 17 июля 2007 г., жалоба N 48666/99, § 127, и Постановление Европейского Суда по делу «Кламецкий против Польши (N 2)» (Klamecki v. Poland) (N 2) от 3 апреля 2003 г., жалоба N 31583/96, § 144). Кроме того, Европейский Суд не может ограничиться рассмотрением оспариваемых фактов, взятых изолированно, но обязан применять объективный стандарт и рассматривать их в свете дела в целом (см. Постановление Европейского Суда по делу «Новицкая против Польши» (Nowicka v. Poland) от 3 декабря 2002 г., жалоба N 30218/96, §§ 69 — 70).

119. Поскольку власти страны осуществили первоначальную оценку того, было ли установлено по делу справедливое равновесие, до осуществления окончательной оценки Европейским Судом, определенная свобода усмотрения в принципе предоставляется Европейским Судом указанным властям, что касается данной оценки. Простор этой свободы варьируется и зависит от ряда факторов, включая характер действий, подвергнутых ограничениям, и цели ограничений (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Диксон против Соединенного Королевства», § 77).

120. Соответственно, когда речь идет об особо важных аспектах существования или личности лица, свобода усмотрения государства будет ограничена. Вместе с тем, если отсутствует консенсус между государствами — членами Совета Европы либо в отношении сравнительной важности затронутого интереса, либо в отношении того, как его защитить наилучшим образом, свобода усмотрения, скорее всего, будет шире. Это особенно верно, когда дело затрагивает сложные вопросы и выбор социальной стратегии: непосредственная осведомленность властей об их обществе и его нуждах означает, что они в принципе находятся в лучшем положении, чем международный судья, чтобы оценить, что соответствует публичному интересу. В таком случае Европейский Суд должен уважать выбор политики законодателем, если он не является «явно необоснованным». Также обычно имеет место широкая свобода усмотрения, если государству необходимо достичь равновесия между конкурирующими частным и публичным интересами или конвенционными правами (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Диксон против Соединенного Королевства», § 78).

121. Кроме того, подход к оценке пропорциональности государственных мер, принятых со ссылкой на «карательные цели», в последние годы эволюционировал, и больший упор теперь должен делаться на необходимость достижения надлежащего равновесия между наказанием и исправлением заключенных (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Мастроматтео против Италии» (Mastromatteo v. Italy), жалоба N 37703/97, § 72, ECHR 2002-VIII, Постановление Европейского Суда по делу «Шемкампер против Франции» (Schemkamper v. France) от 18 октября 2005 г., жалоба N 75833/01, § 31, и Постановление Европейского Суда по делу «Майорано и другие против Италии» (Maiorano and Others v. Italy) от 15 декабря 2009 г., жалоба N 28634/06, § 108). В этой связи Европейский Суд напоминает свои замечания, во-первых, в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу «Диксон против Соединенного Королевства» (§ 75), где он отметил общую эволюцию европейской уголовно-правовой политики в направлении роста относительной важности воспитательной цели лишения свободы, особенно к концу длительного лишения свободы, и, во-вторых, в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу «Винтер и другие против Соединенного Королевства» (Vinter and Others v. United Kingdom), жалобы N 66069/09, 130/10 и 3896/10, §§ 111 — 116, ECHR 2013 (извлечения), и в Постановлении Европейского Суда по делу «Харакчиев и Толумов против Болгарии» (Harakchiev and Tolumov v. Bulgaria), жалобы N 15018/11 и 61199/12, §§ 243 — 246, ECHR 2014 (извлечения), где он подчеркнул, что упор на исправление и реинтеграцию стал обязательным фактором, который должен приниматься во внимание государствами- участниками при разработке своей уголовно-правовой политики.

122. Режим и условия заключения лица, приговоренного к пожизненному лишению свободы, в этом контексте не могут рассматриваться как аспект, не имеющий значения. Они должны быть такими, чтобы лицо, приговоренное к пожизненному лишению свободы, могло попытаться изменить себя, чтобы однажды получить возможность ходатайствовать об изменении своего наказания (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Харакчиев и Толумов против Болгарии», § 265).

(ii) Подход, принятый Европейским Судом в ранее рассмотренных аналогичных делах в отношении права на свидания

123. Что касается права на свидания, существенной частью права заключенного на уважение его семейной жизни является разрешение или при необходимости содействие со стороны тюремных властей в поддержании связей с ближайшими родственниками (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Мессина против Италии», § 61, и Постановление Европейского Суда по делу «Оджалан против Турции (N 2)» (Öcalan v. Turkey) (N 2) от 18 марта 2014 г., жалобы N 24069/03, 197/04, 6201/06 и 10464/07, §§ 108 — 149 и 154 — 164). В то же время следует признать, что некоторые меры контроля за контактами заключенных с внешним миром необходимы и сами по себе не противоречат Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу «Алиев против Украины» (Aliev v. Ukraine) от 29 апреля 2003 г., жалоба N 41220/98, § 187, и Решение Европейского Суда по делу «Калашников против Российской Федерации» (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99, § 7, ECHR 2001-XI (извлечения)). Данные меры могут включать ограничения количества свиданий с семьей, надзор за этими свиданиями и, если это оправдано характером преступления и конкретными особенностями личности заключенного, установление особого режима содержания под стражей или специальные меры по организации свиданий (см. Постановление Европейского Суда по делу «Хадьо против Венгрии» ( Hagyó v. Hungary) от 23 апреля 2013 г., жалоба N 52624/10, § 84).

124. Однако в этом контексте следует делать различие между применением особого режима заключения или специальных мер по организации свиданий в период расследования, когда такие меры могут разумно считаться необходимыми для достижения преследуемой законной цели, и продленным применением указанного режима (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Мессина против Италии», § 67). С этой целью необходимость продления особого режима требует от компетентных органов проведения оценки с величайшей тщательностью (см. Решение Европейского Суда по делу «Бастоне против Италии» (Bastone v. Italy), жалоба N 59638/00, § 2, ECHR 2005-II (извлечения), Решение Европейского Суда по делу «Инделикато против Италии» (Indelicato v. Italy) от 6 июля 2000 г., жалоба N 31143/96, § 2, Постановление Европейского Суда по делу «Оспина Варгас против Италии» (Ospina Vargas v. Italy) от 14 октября 2004 г., жалоба N 40750/98, § 3, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Энеа против Италии» (Enea v. Italy), жалоба N 74912/01, §§ 125 — 131, ECHR 2009).

125. Аналогично, что касается тюрем строгого режима, использование таких мер, как физическое разделение, может быть оправдано требованиями безопасности тюрьмы или опасностью того, что заключенный будет контактировать с преступными организациями посредством семейных каналов (см. Постановление Европейского Суда по делу «Лорсе и другие против Нидерландов» (Lorsé and Others v. Netherlands) от 4 февраля 2003 г., жалоба N 52750/99, §§ 83 — 86, и Постановление Европейского Суда по делу «Ван дер Вен против Нидерландов» (Van der Ven v. Netherlands), жалоба N 50901/99, §§ 69 — 72, ECHR 2003-II). Вместе с тем длительный запрет прямых контактов может быть оправданным только при наличии действительной и продолжающейся угрозы этого рода (см. Постановление Европейского Суда по делу «Хорых против Польши» (Horych v. Poland) от 17 апреля 2012 г., жалоба N 13621/08, §§ 117 — 132, и Постановление Европейского Суда по делу «Пехович против Польши» (Piechowicz v. Poland) от 17 апреля 2012 г., жалоба N 20071/07, §§ 205 — 222).

126. Иными словами, государство не имеет полной свободы действий для установления ограничений в общей манере без обеспечения какой бы то ни было степени гибкости, позволяющей определить, являются ли ограничения по конкретным делам подходящими или действительно необходимыми (см. mutatis mutandis Постановление Европейского Суда по делу «Моисеев против Российской Федерации» (Moiseyev v. Russia) от 9 октября 2008 г., жалоба N 62936/00 <1>, §§ 254 — 255), особенно в отношении осужденных заключенных (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Харакчиев и Толумов против Болгарии», § 204). Европейский Суд напоминает в этом отношении указанное выше дело Тросина (§§ 42 — 44), в котором внутригосударственное законодательство предусматривало автоматические ограничения частоты, продолжительности и различных условий свиданий с родственниками для всех осужденных к пожизненному лишению свободы на фиксированный срок в 10 лет:

      – ------------------------------

<1> Опубликовано в специальном выпуске «Российская хроника Европейского Суда» N 3/2008.

«…42. Европейский Суд отмечает, что не возникает вопроса на основании Конвенции, если заключенный ограничен не более чем двумя свиданиями с родственниками в месяц в результате временного применения специального режима. Однако в том деле власти страны и Европейский Суд учли конкретные и специфические соображения, обосновывающие подобные ограничения (см. Постановление Европейского Суда по делу «Мессина против Италии (N 2)» (Messina v. Italy) (N 2), жалоба N 25498/94, §§ 62 — 74, ECHR 2000-X)… В настоящем деле относимые положения внутригосударственного законодательства вводили автоматические ограничения частоты и продолжительности свиданий для всех лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы, и не предполагали какой-либо степени гибкости при определении того, были ли столь суровые ограничения подходящими или действительно необходимыми в каждом индивидуальном деле, даже хотя они применялись к заключенным, осужденным к самому суровому наказанию по уголовному закону. Европейский Суд полагает, что регулирование подобных вопросов не может представлять собой установление негибких ограничений, и от государств ожидается развитие техники оценки соразмерности, позволяющей властям уравновесить конкурирующие индивидуальные и публичные интересы и принять во внимание особенности каждого конкретного дела (см. mutatis mutandis Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Диксон против Соединенного Королевства» (Dickson v. United Kingdom), жалоба N 44362/04, §§ 82 — 85, ECHR 2007-V).

43. Осуществляя собственную оценку рассматриваемой ситуации, Европейский Суд не усматривает каких-либо конкретных и специфических обстоятельств, которые бы указывали на необходимость ограничить встречи заявителя с семьей одним свиданием в полгода на период более чем в четыре года. В контексте количественной оценки Европейский Суд также замечает, что эти редкие свидания были дополнительно ограничены их краткой продолжительностью.

44. Европейский Суд далее отмечает, что изменение законодательства от 21 января 2010 г. …улучшило ситуацию в отношении периодичности свиданий с родственниками лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы. Тем не менее новая периодичность свиданий с родственниками по- прежнему автоматически применяется ко всем лицам, приговоренным к пожизненному лишению свободы, без оценки необходимости такого ограничения в свете конкретных обстоятельств каждого заключенного…».

(iii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

127. В соответствии со статьей 126 УИК РФ заявитель, осужденный к пожизненному лишению свободы, отбыл первый 10-летний период заключения после осуждения, начавшийся 8 октября 1999 г., в исправительной колонии особого режима в строгих условиях отбывания наказания (см. § 16 настоящего Постановления). Заявитель был переведен в обычные условия 11 октября 2009 г. в соответствии с частью третьей статьи 127 УИК РФ (см. § 18 настоящего Постановления).

128. С 8 октября 1999 г. по 11 октября 2009 г. заявитель мог поддерживать контакт с внешним миром путем переписки, но все иные виды контактов были ограничены (см. §§ 23 — 25 настоящего Постановления). Он не мог делать телефонные звонки, кроме как в исключительных обстоятельствах, и его родственники могли навещать его лично лишь один раз каждые шесть месяцев. Свидания продолжались не более четырех часов, и количество взрослых посетителей ограничивалось двумя. Во время свиданий заявитель был отделен от посетителей стеклянной перегородкой, кроме того, в пределах слышимости постоянно присутствовал надзиратель.

129. Спорные ограничения были предусмотрены непосредственно законом и распространялись на заявителя исключительно в связи с тем, что он был приговорен к пожизненному лишению свободы и независимо от любых других факторов (см. §§ 50 и 52 настоящего Постановления). Данные условия отбывания наказания действовали в течение фиксированного 10- летнего срока, который мог быть продлен в случае ненадлежащего поведения во время отбывания наказания, но не мог быть сокращен (см. § 52 настоящего Постановления).

130. При этом имеет значение, что все вышеупомянутые ограничения одновременно применялись в рамках одного режима заключения в течение фиксированного промежутка времени и не могли быть изменены. Учитывая значение рассматриваемого вопроса для заявителя, для которого, помимо переписки, свидания в колонии были единственным средством поддержания эффективного контакта с родственниками и членами семьи и с внешним миром в целом в течение 10 лет (см. §§ 23 — 25 настоящего Постановления), Европейский Суд полагает, что данный режим заключения требует тщательной проверки.

131. Европейский Суд осведомлен, что пожизненное лишение свободы может применяться в Российской Федерации лишь за ограниченную группу крайне предосудительных и опасных деяний (см. §§ 34 и 35 настоящего Постановления) и что в настоящем деле власти были призваны, в частности, установить тонкое равновесие между рядом затронутых частных и публичных интересов.

132. Государства-участники пользуются широкой свободой усмотрения в вопросах уголовно-правовой политики (см. Постановление Европейского Суда по делу «Ладуна против Словакии» (Laduna v. Slovakia), жалоба N 31827/02, § 59, ECHR 2011). Таким образом, нельзя исключать в принципе, что суровость наказания, по крайней мере, в определенной степени, может быть связана с типом режима заключения (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Хорых против Польши», § 129).

133. Однако, признавая важность борьбы с преступностью, Европейский Суд должен определить, были ли ограничения, предусмотренные законом в деле заявителя, оправданными для достижения целей, на которые ссылались власти Российской Федерации в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции. Европейский Суд исследует этот вопрос с надлежащим учетом относимых документов Совета Европы (см. §§ 58 — 68 настоящего Постановления), закона и практики иных государств-участников (см. §§ 81 — 84 настоящего Постановления).

134. Отправной точкой в регулировании права на свидания заключенных, включая осужденных к пожизненному лишению свободы, на европейском уровне является то, что внутригосударственные власти обязаны предотвращать разрушение семейных связей и обеспечивать осужденных к пожизненному лишению свободы разумно хорошим уровнем контактов с их семьями, со свиданиями, организованными как можно чаще и в столь нормальной обстановке, насколько это возможно (см. статьи 24.1, 24.2, 24.4 и 24.5 Европейских пенитенциарных правил, § 58, и Рекомендация N Rec(2006)2 Комитета министров государствам-участникам относительно Европейских пенитенциарных правил в §§ 59 — 62 настоящего Постановления). Эти принципы, как представляется, последовательно применяются государствами-участниками в соответствии с рекомендациями Комитета министров (см. §§ 63 и 64 настоящего Постановления) и ЕКПП (см. §§ 65 — 67 настоящего Постановления).

135. Существуют значительные различия в практиках, касающихся регулирования свиданий в местах лишения свободы (см. §§ 81 — 84 настоящего Постановления). Однако среди государств-участников минимальная частота свиданий в местах лишения свободы, что касается осужденных к пожизненному лишению свободы, как представляется, составляет не менее одного раза каждые два месяца (см. § 84 настоящего Постановления). Следует отметить, что большинство государств-участников не проводит различий в этой сфере между осужденными к пожизненному лишению свободы и другими заключенными (см. § 82 настоящего Постановления) и что в этих странах общепринятый минимум, что касается частоты свиданий, составляет не менее одного раза в месяц (см. § 84 настоящего Постановления). Учитывая эти данные, Российская Федерация представляется единственной юрисдикцией в Совете Европы, которая регулирует свидания в местах лишения свободы всех осужденных к пожизненному лишению свободы как группы, устанавливая комбинацию крайне малой частоты свиданий и продолжительного действия такого режима.

136. По мнению Европейского Суда, имеющаяся ситуация указывает на сужение свободы усмотрения, предоставленной государству-ответчику при оценке допустимых пределов вмешательства в личную и семейную жизнь в данной сфере. Принимая во внимание эти соображения, Европейский Суд рассмотрит вопрос о том, имелись ли относимые и достаточные основания у условий заключения заявителя.

137. В своем Определении от 9 июня 2005 г. N 248-О Конституционный Суд Российской Федерации привел ряд оснований. Он сослался на «восстановление справедливости, исправление осужденного и предупреждение новых преступлений», а также указал, что «оспариваемые заявителем нормы сами по себе не устанавливают каких-либо дополнительных ограничений, помимо тех, которые, по смыслу статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, вытекают из самого существа такой меры наказания, как лишение свободы».

138. Европейский Суд не убежден последним доводом, поскольку режим предусматривал комбинацию ограничений, которые значительно ухудшали ситуацию заявителя по сравнению с рядовым заключенным Российской Федерации, отбывающим пожизненное лишение свободы <1>. Также они не могли рассматриваться в качестве неизбежных или присущих самому существу наказания в виде лишения свободы (см. Постановление Европейского Суда по делу «Бойл и Райс против Соединенного Королевства» (Boyle and Rice v. United Kingdom) от 27 апреля 1988 г., § 34, Series A, N 131).

      – ------------------------------

<1> Так в тексте оригинала. Возможно, имеется в виду «…значительно ухудшали ситуацию заявителя по сравнению с рядовым заключенным Российской Федерации, не отбывающим пожизненное лишение свободы» (примеч. переводчика).

139. Власти Российской Федерации утверждали, что ограничения были направлены на «восстановление справедливости, исправление осужденного и предупреждение новых преступлений». Даже допуская, что ограничения служили законной цели в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции, остается рассмотреть вопрос о том, являются ли данные условия отбывания наказания пропорциональными, и обеспечивают ли они справедливое равновесие между конкурирующими частными и публичными интересами.

140. В этом отношении Европейский Суд ранее указывал, что все формы одиночного заключения в отсутствие адекватной психической и физической стимуляции могут в долгосрочной перспективе повлечь вредные последствия, влекущие ухудшение психических способностей и социальных возможностей (см. Постановление Европейского Суда по делу «Иоргов против Болгарии» (Iorgov v. Bulgaria) от 11 марта 2004 г., жалоба N 40653/98, §§ 83 — 84, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Харакчиев и Толумов против Болгарии», § 204). В настоящем деле у заявителя мог быть только один сосед по камере на протяжении всего относимого периода, и заявитель относился к осужденным к пожизненному лишению свободы, которые отбывали наказание отдельно от других заключенных (см. § 52 настоящего Постановления). Европейский Суд удивлен суровостью и продолжительностью ограничений в деле заявителя и, более конкретно, разрешением краткосрочных свиданий дважды в год и 10- летней продолжительностью данных условий отбывания наказания.

141. Как указано выше (§ 116), прецедентная практика Европейского Суда последовательно выражает позицию, согласно которой заключенные в целом продолжают пользоваться всеми фундаментальными правами и свободами, гарантированными Конвенцией, кроме права на свободу, когда законно санкционированное заключение прямо относится к сфере действия статьи 5 Конвенции, и что заключенный не утрачивает своих конвенционных прав лишь по причине его статуса осужденного лица (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Херст против Соединенного Королевства», §§ 69 — 70). Следовательно, говоря в целом, суровые меры, ограничивающие конвенционные права, не могут применяться необдуманно, а более конкретно, принцип пропорциональности требует ясной и достаточной связи между применением таких мер и действиями и обстоятельствами заинтересованного лица (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Тросин против Украины», §§ 41 — 44).

142. В отношении довода властей Российской Федерации о том, что оценка пропорциональности вмешательства в деле заявителя была включена в соответствующее законодательство и процедуру принятия решений во время совещания суда, выносящего приговор, Европейский Суд отмечает, что в части свиданий с родственниками статья 8 Конвенции требует, чтобы государства принимали во внимание интересы конкретного осужденного и его или ее родственников и членов семьи. По мнению Европейского Суда, относимое законодательство не учитывало адекватно эти интересы.

143. Европейский Суд сошлется в данном случае на позицию, отраженную в инструментах международного права, практику международных судов и трибуналов (см. §§ 69 — 80 настоящего Постановления), которые неизменно признают в качестве минимального стандарта для всех заключенных, без проведения различий между приговоренными к пожизненному заключению и иными заключенными, право на «приемлемый» или «разумно хороший» уровень контакта с их семьями (см. правила 37 и 57 Стандартных минимальных правил ООН обращения с заключенными в § 73 настоящего Постановления, принцип 19 Свода принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, утвержденного Генеральной Ассамблеей ООН, в § 74 настоящего Постановления, правило 61 (A) Правил, регулирующих содержание под стражей лиц, ожидающих суда или обжалования в Трибунале или на иных основаниях содержащихся под стражей по распоряжению Трибунала, Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (см. § 77 настоящего Постановления) и прецедентную практику Межамериканского суда по правам человека и Межамериканской комиссии по правам человека в §§ 78 — 80 настоящего Постановления).

144. В своих письменных объяснениях власти Российской Федерации, ссылаясь на Определения Конституционного Суда Российской Федерации, настаивали на том, что ограничения были направлены на исправление преступника. На слушании в Большой Палате Европейского Суда они прямо признали, что условия отбывания заявителем наказания не преследовали цели реинтеграции, а, напротив, были направлены на его изоляцию (см. § 99 настоящего Постановления). Европейский Суд отмечает также, что статья 79 УИК РФ предусматривает возможность лица, отбывающего пожизненное лишение свободы, ходатайствовать об условно-досрочном освобождении, если оно отбыло не менее 25 лет лишения свободы. Он находит, что крайне суровый характер условий отбывания заявителем наказания препятствует осужденным к пожизненному лишению свободы в поддержании контактов с их семьями и тем самым серьезно усложняет их реинтеграцию в общество и исправление вместо того, чтобы поощрять и содействовать этому (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Винтер и другие против Соединенного Королевства», §§ 111 — 116). В этой связи Европейский Суд также придет большое значение рекомендациям ЕКПП, который отметил, что режимы, созданные для заключенных, отбывающих длительные сроки, «должны быть нацелены на компенсацию (воздействия, в результате которого происходит отчуждение заключенных от общества), положительным и упреждающим образом» (см. § 67 настоящего Постановления).

145. Эта цель согласуется с пунктом 3 статьи 10 Международного пакта о гражданских и политических правах, вступившего в силу в отношении Российской Федерации в 1973 году, который предусматривает, что существенной целью режима для заключенных является их исправление и социальное перевоспитание (см. § 69 настоящего Постановления). Она также присутствует в некоторых других международных документах, которые подчеркивают, что тюремная администрация должна прилагать усилия в целях реинтеграции и перевоспитания всех заключенных, включая отбывающих пожизненное лишение свободы (правила 6, 102.1 и 102.2 Европейских пенитенциарных правил 2006 года, пункты 6 и 11 Резолюции N 76 (2) Комитета министров, и §§ 2, последняя часть, 5, 22 и 33 Рекомендации N Rec2003 (23) по обращению администрации пенитенциарных учреждений с заключенными, приговоренными к пожизненному заключению и иным длительным срокам, см. §§ 58 — 64 настоящего Постановления).

146. Европейский Суд заключает, что вмешательство в личную и семейную жизнь заявителя в результате столь малой частоты разрешенных свиданий исключительно на основании суровости наказания, примененного к заключенному, была как таковая непропорциональна целям, на которые ссылались власти Российской Федерации. Он также отмечает, что эффект данной меры усиливался тем, что она действовала в течение длительного периода времени, а также различными правилами организации свиданий в колонии, такими как запрет прямого физического контакта, разделение стеклянной перегородкой или металлическими прутьями, постоянное присутствие надзирателей во время свиданий и ограничение количества взрослых посетителей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Тросин против Украины», §§ 43 — 46).

147. В деле заявителя вышеупомянутые дополнительные ограничения делали особенно сложным для него поддержание контактов со своим ребенком и престарелыми родителями в период, когда поддержание контакта с семьей было особенно важно для всех заинтересованных лиц (см. §§ 23 — 25 и 97 настоящего Постановления). Полный запрет прямого физического контакта с заявителем и присутствие надзирателя в пределах слышимости в этот период способствовали тому, что заявителю не удалось установить тесную связь со своим сыном во время важнейшего периода детства последнего, а также негативно влияли на контакты заявителя с его престарелым отцом, когда отец еще мог посещать заявителя лично. Кроме того, очевидно, что, учитывая ограничение количества взрослых посетителей и малую периодичность разрешенных свиданий, некоторые из его родственников и членов его расширенной семьи могли быть просто лишены возможности посетить его в колонии в течение всего этого периода.

148. Принимая во внимание комбинацию различных длительных и суровых ограничений возможности заявителя иметь свидания в колонии и тот факт, что оспариваемые условия свиданий в колонии не придавали должного значения принципу пропорциональности и необходимости перевоспитания и реинтеграции осужденных к пожизненному лишению свободы, Европейский Суд заключает, что данная мера не устанавливает справедливого равновесия между правом заявителя на защиту личной и семейной жизни, с одной стороны, и целями, на которые ссылались власти государства-ответчика, с другой стороны, и что государство-ответчик вышло за рамки своей свободы усмотрения в этом отношении.

149. Отсюда следует, что имело место нарушение права заявителя на уважение личной и семейной жизни, гарантированного статьей 8 Конвенции, в результате применения в его деле строгих условий в исправительной колонии особого режима.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:

1) объявил жалобу в части различных ограничений свиданий заявителя в колонии с 8 октября 1999 г. по 11 октября 2009 г. приемлемой для рассмотрения по существу, а в остальной части — неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;

3) постановил, что с учетом ранее сделанных выводов на основании статьи 8 Конвенции не требуется обособленного рассмотрения жалобы с точки зрения статьи 14 Конвенции.