Дело по жалобе «Залов и Хакулова против РФ»

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ПО ДЕЛУ «ЗАЛОВ И ХАКУЛОВА (ZALOV AND KHAKULOVA) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»

(Жалоба N 7988/09)

(Страсбург, 16 января 2014 года)

Заявители жаловались на то, что обстоятельства опознания их скончавшихся членов семьи были бесчеловечными и унижающими достоинство и что решение о невозвращении тел этих лиц их семьям было незаконным и непропорциональным, нарушающим статьи 3, 8 и 9 Конвенции как таковые и во взаимосвязи со статьями 13 и 14 Конвенции.

Согласно объяснениям властей Российской Федерации кремация была проведена в соответствии с постановлением о невыдаче тел погибших их семьям, датированным 15 мая 2006 г.

Ссылаясь на статью 8 Конвенции, заявители также жаловались на отказ властей в возвращении тел их погибших родственников. Это положение предусматривает следующее:

67. Европейский суд напоминает, что, в соответствии с прецедентной практикой по статье 8 Конвенции, понятия «личной жизни» и «семейной жизни» являются широкими и не подлежат исчерпывающему определению (см., например, Постановление Европейского суда по делу «Притти против Соединенного Королевства» (Pretty v. United Kingdom), жалоба N 2346/02, § 61, ECHR 2002-III). В Постановлениях по делам «Паннулло и Форте против Франции» (Pannullo and Forte v. France) (жалоба N 37794/97, § 35 — 36, ECHR 2001-X) и «Жирар против Франции» (Girard v. France) (от 30 июня 2011 г., жалоба N 22590/04, § 107) Европейский суд признавал, что чрезмерная задержка в возвращении тела после вскрытия или получения телесных образцов по окончании соответствующего уголовного разбирательства может составлять вмешательство в «личную жизнь» и «семейную жизнь» переживших членов семьи. В деле «Элли Полухас Дедсбо против Швеции» (Elli Poluhas Dödsbo v. Sweden) (жалоба N 61564/00, § 24, ECHR 2006-I) Европейский суд нашел, что отказ в перемещении урны с прахом мужа заявительницы также может рассматриваться как относящийся к сфере действия статьи 8 Конвенции. Наконец, в деле «Адри-Вионне против Швейцарии» (Hadri-Vionnet v. Switzerland) (Постановление от 14 февраля 2008 г., жалоба N 55525/00, § 52) Европейский суд решил, что возможность присутствия заявительницы на похоронах ее мертворожденного ребенка совместно с организацией передачи и церемонии также относится к сфере «личной» и «семейной жизни» в значении статьи 8 Конвенции.

68. Прежде всего Европейский суд указывает, что власти Российской Федерации не оспаривали, что Постановление от 15 мая 2006 г. о невозвращении тел составляло вмешательство в права заявителей на уважение личной и семейной жизни, гарантированные статьей 8 Конвенции.

69. Европейский суд также отмечает, что 15 мая 2006 г., завершив следственные действия в отношении тел погибших, следователь решил не возвращать тела заявителям и распорядился об их захоронении в неустановленном месте (см. § 24 настоящего Постановления). Это решение принято в соответствии с пунктом 3 Постановления Правительства Российской Федерации от 20 марта 2003 г. N 164 и статьей 14.1 Федерального закона «О погребении и похоронном деле», которые не допускали возвращения компетентными органами тел террористов, скончавшихся вследствие пресечения террористического акта.

70. Рассмотрев применимое внутригосударственное законодательство, Европейский суд отмечает, что законодательство Российской Федерации гарантирует родственникам умершего, желающим организовать погребение, быстрое возвращение тела для захоронения после установления причины смерти. На них также распространяется правовой режим, наделяющий их правом исполнить волеизъявление умершего в отношении погребения или принять решение о том, как будет совершаться погребение. В обоих случаях ограничения могут быть наложены только в связи с нормами безопасности и санитарными требованиями (см. статьи 3 — 8 Федерального закона «О погребении и похоронном деле» в упоминавшемся выше Постановлении Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 65).

71. С учетом изложенного Европейский суд отмечает, что отказ властей вернуть тела родственников заявителей со ссылкой на статью 14.1 Федерального закона «О погребении и похоронном деле» и пункт 3 Постановления Правительства Российской Федерации от 20 марта 2003 г. N 164 представлял собой исключение из общего правила и явно лишал заявителей возможности организовать и принять участие в захоронении тел их родственников, а также узнать место захоронения и в дальнейшем посещать его.

72. Учитывая свою прецедентную практику и изложенные выше обстоятельства дела, Европейский суд находит, что рассматриваемая мера являлась вмешательством в «частную жизнь» и «семейную жизнь» заявителей в значении статьи 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 123, упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Масхадова и другие против Российской Федерации», § 212). Остается выяснить, было ли вмешательство оправданным, как того требует пункт 2 данной статьи Конвенции.

b) Было ли вмешательство оправданным

i) «Предусмотрено законом»

73. В соответствии с прецедентной практикой Европейского суда выражение «предусмотрено законом» в пункте 2 статьи 8 Конвенции, в частности, подразумевает, что данная мера или меры должны иметь некую основу во внутригосударственном законодательстве (см., например, Постановление Европейского суда по делу «Александра Дмитриева против Российской Федерации» (Aleksandra Dmitriyeva v. Russia) от 3 ноября 2011 г., жалоба N 9390/05, § 104 — 107), а также затрагивает качество указанного закона, требуя, чтобы он был доступен заинтересованному лицу и предсказуем с точки зрения последствий (см. Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Ротару против Румынии» (Rotaru v. Romania), жалоба N 28341/95, § 52, ECHR 2000-V). Чтобы закон отвечал критерию предсказуемости, он должен излагать с достаточной точностью условия, при которых может применяться мера, чтобы заинтересованные лица — при необходимости с помощью соответствующей консультации — могли урегулировать свое поведение.

74. Европейский суд учитывает, что оспариваемая мера была принята на основании применимых норм Федеральных законов «О борьбе с терроризмом» и «О погребении и похоронном деле», Постановления Правительства Российской Федерации от 20 марта 2003 г. N 164, которые предусматривают, что «[тело] террориста, смерть которого наступила в результате пресечения совершенного ими террористического акта», не передается для погребения, и место погребения не раскрывается.

75. Европейский суд находит, и это не оспаривалось заявителями, что Постановления от 13 апреля 2006 г. явно продемонстрировали причастность погибших родственников заявителей к нападению 13 октября 2005 г. На основании предоставленных материалов (см. § 17 — 21 настоящего Постановления) Европейский суд признает, что отказ властей Российской Федерации в возвращении тел родственников заявителей для захоронения имел основу в российском законодательстве.

76. По мнению Европейского суда, остальные вопросы, затрагивающие законность меры, такие как предсказуемость и ясность правовых актов и, в частности, автоматический характер нормы, предполагаемая неясность некоторых ее понятий и отсутствие судебной проверки, тесно связаны с вопросом пропорциональности и подлежат рассмотрению в качестве его аспекта с точки зрения пункта 2 статьи 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 127, упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Масхадова и другие против Российской Федерации» § 216).

ii) Законная цель

77. Европейский суд учитывает, что власти Российской Федерации оправдывали меру ссылкой на Постановление от 28 июня 2007 г. N 8-П Конституционного Суда Российской Федерации, который указал относительно статьи 14.1 Федерального закона «О погребении и похоронном деле» и Постановления Правительства Российской Федерации от 20 марта 2003 г. N 164, что принятие нормы оправдывали «интересы пресечения терроризма, его общей и специальной превенции, ликвидации последствий террористических актов, сопряженных с возможностью массовых беспорядков, столкновений различных этнических групп, эксцессов между родственниками лиц, причастных к террористическим актам, населением и правоохранительными органами, угрозой жизни и здоровью людей» и, наконец, необходимость «минимизации информационного и психологического воздействия, оказанного на население террористическим актом, в том числе ослабление его агитационно-пропагандистского эффекта». Конституционный Суд Российской Федерации также указал, что «захоронение лица, принимавшего участие в террористическом акте, в непосредственной близости от могил жертв его действий, совершение обрядов захоронения и поминовения с отданием почестей как символу, как объекту поклонения, с одной стороны, служат пропаганде идей террора, а с другой — оскорбляют чувства родственников жертв этого акта и создают предпосылки для нагнетания межнациональной и религиозной розни» (см. § 29 настоящего Постановления).

78. С учетом вышеизложенных объяснений Европейский суд признает, что данная мера могла рассматриваться как принятая в интересах общественной безопасности, предотвращения беспорядков и защиты прав и свобод других лиц.

79. Остается установить, была ли принятая мера «необходимой в демократическом обществе» для указанных целей.

iii) Необходимость в демократическом обществе α ) Общие принципы

80. Вмешательство считается «необходимым в демократическом обществе» для законной цели, если оно отвечает «настоятельной общественной потребности» и, в частности, соразмерно преследуемой законной цели, а мотивы, выдвинутые национальными властями в его оправдание, являются «относимыми и достаточными» (см., например, Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Костер против Соединенного Королевства» (Coster v. United Kingdom) от 18 января 2001 г., жалоба N 24876/94, § 104, и Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «S. и Марпер против Соединенного Королевства» (S. and Marper v. United Kingdom), жалобы N 30562/04 и 30566/04, § 101, ECHR 2008).

81. Предмет и цель Конвенции как правозащитного договора о защите лиц на объективной основе (см. Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Нойлингер и Шурук против Швейцарии» (Neulinger and Shuruk v. Switzerland), жалоба N 41615/07, § 145, ECHR 2010) требуют толкования и применения ее положений способом, делающим его гарантии практическими и эффективными (см. в числе прочих примеров Постановление Европейского суда по делу «Артико против Италии» (Artico v. Italy) от 13 мая 1980 г., § 33, Series A, N 37). Так, для обеспечения «уважения» личной и семейной жизни в значении статьи 8 Конвенции должны учитываться реалии каждого дела, чтобы избежать механического применения национального законодательства к конкретной ситуации (см. в качестве недавнего примера Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Нада против Швейцарии» (Nada v. Switzerland) от 12 сентября 2012 г., жалоба N 10593/08, § 181 — 186).

82. Европейский суд ранее указывал, что для того, чтобы мера рассматривалась как пропорциональная и необходимая в демократическом обществе, должна исключаться возможность использования альтернативной меры, которая причиняет меньший ущерб данному фундаментальному праву при достижении той же цели (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты по делу «Нада против Швейцарии», § 183).

83. Окончательная оценка необходимости вмешательства подлежит проверке Европейским судом для удостоверения соответствия требованиям Конвенции. В этой связи внутригосударственные органы имеют определенную дискрецию. Ее пределы отличаются и зависят от ряда факторов, включая природу конвенционного права, его значение для лица, характер вмешательства и цель, преследуемую вмешательством (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «S. и Марпер против Соединенного Королевства», § 102). Европейский суд неоднократно подчеркивал, что сознает конкретные угрозы, создаваемые для государств терроризмом и террористическим насилием (см. mutatis mutandis Постановление Европейского суда по делу «Броган и другие против Соединенного Королевства» (Brogan and Others v. United Kingdom) от 29 ноября 1988 г., § 61, Series A, N 145-B, Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Оджалан против Турции» (Öcalan v. Turkey), жалоба N 46221/99, § 104, 192 — 196, ECHR 2005-IV, Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Рамирес Санчес против Франции» (Ramirez Sanchez v. France), жалоба N 59450/00, § 115 — 116, ECHR 2006-IX, и Постановление Европейского суда по делу «Финогенов и другие против Российской Федерации» (Finogenov and Others v. Russia), жалобы N 18299/03 и 27311/03, § 212, ECHR 2011 (извлечения)). Дискреция сужается, если данное право имеет решающее значение для эффективного использования лицом личных или ключевых прав (см. Постановление Европейского суда по делу «Коннорс против Соединенного Королевства» (Connors v. United Kingdom) от 27 мая 2004 г., жалоба N 66746/01, § 82, с дополнительными отсылками). Когда речь идет об особо важных аспектах существования или личности лица, свобода усмотрения государства будет ограничена (см. Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Эванс против Соединенного Королевства» (Evans v. United Kingdom), жалоба N 6339/05, § 77, ECHR 2007-I).

β ) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

84. Для рассмотрения вопроса о том, были ли меры, принятые в отношении заявителей в связи с телами их погибших родственников, пропорциональны законной цели, которую они предположительно преследовали, а также о том, были ли причины, приведенные национальными властями «относимыми и достаточными», Европейский суд должен исследовать, уделили ли власти Российской Федерации достаточное внимание особому характеру дела, а также была ли принятая мера обоснована с учетом соответствующих обстоятельств дела в контексте пределов усмотрения властей.

85. При этом Европейский суд готов принять во внимание события, имевшие место до принятия Постановления от 15 мая 2006 г., а также тот факт, что риск новых нападений или столкновений между различными национальными и религиозными группами, проживающими в Нальчике, был достаточно серьезным. Однако применение рассматриваемой меры должно иметь убедительное объяснение и обоснование в каждом конкретном случае (см. mutatis mutandis упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Нада против Швейцарии», § 186).

86. Европейский суд прежде всего считает нужным отметить, что касается критики заявителей по поводу чрезмерной широты некоторых понятий и других предполагаемых недостатков применимых законодательных актов, что в делах, вытекающих из индивидуальных жалоб, его задача обычно заключается не в абстрактной проверке законодательства или практики его применения. Вместо этого он должен сосредоточиться, насколько это возможно, не упуская из вида общего контекста, на рассмотрении поставленных в деле вопросов. Следовательно, задачей Европейского суда является не обзор in abstracto <*> соответствия Конвенции указанного выше правила, но определение влияния in concreto <**> этого вмешательства на право заявителей на уважение личной и семейной жизни (см. в качестве недавнего примера Постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Недждет Шахин и Перихан Шахин против Турции» (Nejdet Şahin and Perihan Şahin v. Turkey) от 20 октября 2011 г., жалоба N 13279/05, § 68 — 70).

———————————
<*> In abstracto (лат.) — отвлеченно, вообще (прим. перев.).
<**> In concreto (лат.) — в действительности, в определенном случае,

фактически (прим. перев.).

87. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский суд учитывает, что вследствие принятия Постановления от 15 мая 2006 г. заявители были полностью лишены возможности, в иных случаях гарантированной близким родственникам любого покойного в России, организовать и принять участие в захоронении тел покойного члена их семей, а также знать о месте захоронения и посещать его в дальнейшем (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 65, по поводу применимых положений Федерального закона «О погребении и похоронном деле»). Европейский суд находит, что вмешательство в право заявителей, гарантированное статьей 8 Конвенции, имевшее место вследствие применения указанной меры, было особенно суровым ввиду того, что оно не вытекало из их собственного действия, бездействия или вины любого рода, абсолютно исключило их участие в соответствующих обрядах захоронения, а также предполагало полный запрет раскрытия места нахождения могилы, что полностью прекратило все связи между заявителями и местом нахождения останков покойных. В этом отношении Европейский суд также считает нужным учесть практику различных международных органов, которые в делах, касающихся применения сходных мер, сочли такое вмешательство в права заявителей особенно суровым (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 92 — 96).

88. Европейский суд также отмечает, что следствие установило, что погибшие, упомянутые заявителями, участвовали в вооруженном восстании и осуществляли террористическое нападение на Нальчик 13 октября 2005 г. (см. § 17 настоящего Постановления). Рассмотрев материалы дела, Европейский суд готов использовать эти выводы о фактах в своем дальнейшем анализе.

89. С учетом характера деятельности погибших, обстоятельств их смерти и крайне напряженного национального и религиозного контекста в этом регионе России Европейский суд не может исключить того, что меры, ограничивающие права заявителей в отношении организации похорон погибших лиц, могли быть признаны оправданными в соответствии со статьей 8 Конвенции для достижения целей, упомянутых властями Российской Федерации (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 140, и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Масхадова и другие против Российской Федерации», § 230).

90. Европейский суд может в принципе согласиться с тем, что в зависимости от конкретного места, в котором было запланировано проведение обрядов и захоронения, ввиду характера и последствий деятельности погибших и других относимых факторов, связанных с контекстом, разумно было бы ожидать от властей вмешательства с целью предотвращения возможных беспорядков или незаконных действий со стороны лиц, поддерживающих цели и деятельность погибших или противостоящих им, которые могли быть совершены в ходе или после соответствующих церемоний, а также с целью разрешения других проблем, упомянутых властями Российской Федерации, которые могли бы возникнуть в этой связи.

91. Европейский суд также может согласиться с тем, что при осуществлении соответствующего вмешательства власти были вправе действовать таким образом, чтобы минимизировать информационные и психологические последствия террористического акта для населения и защитить при этом чувства родственников жертв террористических актов. Подобное вмешательство, безусловно, могло ограничить возможность заявителей выбрать время, место и способ проведения похоронных обрядов и захоронения или даже непосредственно их регулировать.

92. В то же время Европейскому суду трудно согласиться с тем, что какая-либо из заявленных целей способна оправдать все аспекты рассматриваемой меры. Он не видит в этих целях разумного основания для полного лишения заявителей возможности участвовать в соответствующих похоронных обрядах или хотя бы в какой-то форме воздать последний долг погибшим.

93. Европейский суд находит, что власти уклонились от какой-либо оценки существенных фактов в этом отношении в настоящем деле. Компетентное должностное лицо принимало решение не на основе оценки обстоятельств конкретного дела и не проводило какого-либо анализа, в котором были бы учтены индивидуальные обстоятельства каждого из погибших и членов их семей (см. § 24 настоящего Постановления). Это объяснялось тем, что применимое законодательство не рассматривало эти обстоятельства в качестве относимых, а решение от 15 мая 2006 г. было принято автоматически. Учитывая значение, которое данное ограничение имело для заявителей, Европейский суд считает, что «автоматический» характер решения противоречил вытекающему из статьи 8 Конвенции обязательству государства по принятию мер для того, чтобы любое вмешательство в право на уважение личной и семейной жизни было обоснованным и пропорциональным с учетом индивидуальных обстоятельств каждого дела (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 144, и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Масхадова и другие против Российской Федерации», § 235).

94. Европейский суд напоминает, что для соблюдения требования о пропорциональности, предусмотренного статьей 8 Конвенции, власти прежде всего должны установить невозможность применения альтернативных мер, которые причинили бы меньший ущерб затрагиваемому фундаментальному праву, достигнув при этом той же цели. Мера, принятая в отсутствие такого индивидуализированного подхода, в основном имеет признаки карательного воздействия на заявителей, так как перелагает на родственников и членов семей бремя неблагоприятных последствий деятельности погибших (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Сабанчиева и другие против Российской Федерации», § 145, и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Масхадова и другие против Российской Федерации», § 236).

95. В итоге, с учетом автоматического характера меры, а также уклонения властей от надлежащего учета принципа пропорциональности Европейский суд находит, что рассматриваемая мера не устанавливала справедливого равновесия между правом заявителей на защиту личной и семейной жизни, с одной стороны, и законными целями защиты общественной безопасности, предотвращения беспорядков и защиты прав и свободы других лиц, с другой стороны, а также что государство-ответчик вышло за приемлемые пределы своего усмотрения в этом отношении.

96. Отсюда следует, что имело место нарушение права заявителей на уважение личной и семейной жизни, гарантированного статьей 8 Конвенции, в результате вынесения Постановления от 15 мая 2006 г.

На основании изложенного Суд:

1) признал единогласно жалобу заявителей на нарушение статей 3 и 9 Конвенции, а также жалобу на нарушение статьи 8 Конвенции как таковой и во взаимосвязи со статьей 13 Конвенции в части отказа в возвращении тел погибших их семьям приемлемой, а в остальной части — неприемлемой;

2) постановил единогласно, что по делу требования статьи 3 Конвенции в части условий хранения тел погибших и их предъявления для опознания нарушены не были;

3) постановил шестью голосами «за» и одним — «против», что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в отношении обоих заявителей в части постановления от 15 мая 2006 г.;

4) постановил единогласно, что имело место нарушение требований статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции в части отсутствия эффективного средства правовой защиты в отношении постановления от 15 мая 2006 г.;

5) постановил единогласно, что с учетом ранее сделанных выводов в соответствии со статьями 8 и 13 Конвенции не имеется оснований для обособленного рассмотрения с точки зрения статей 3 и 9 Конвенции.