Права детей и «Правосудие: доброжелательное к детям»

Принципы прав детей — Конвенция ООН

В соответствии с Конвенцией Организации Объединенных Наций о правах ребенка (КПР) существуют четыре общих принципа.

Они изложены в:

Статье 6 (право на жизнь, выживание и здоровое развитие ребенка);

Статье 2 (отсутствие дискриминации);

Статье 3 (требование, чтобы первоочередное внимание уделялось наилучшему обеспечению интересов ребенка во всех действиях в отношении него);

Статье 12 (требование, чтобы голоса детей были услышаны по всем вопросам, затрагивающим их интересы).

Последние три принципа считаются руководящими, а статьи 3 и 12 имеют широкое применение. В частности, они стали частью судебной практики Европейского суда по правам человека – как это будет показано ниже — и часто упоминаются в судебной практике национальных судов в соответствующих делах.

Применение ЕКПЧ по отношению к детям

Несмотря на отсутствие четкого положения по правам ребенка в Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ), не было недостатка в делах, поданных в Европейский Суд, касающихся применения ЕКПЧ к детям. Статья 1 Конвенции гарантирует права «каждому человеку», и из практики Суда не следует, что она не относится к детям. Поэтому можно предположить, что, кроме как в исключительных случаях (например, статья 12 — право на вступление в брак), конвенционные права распространяются и на лиц, не достигших 18-летнего возраста. В Конвенции есть несколько упоминаний о детях, и такими положениями являются статья 5, статья 6 и статья 5 Протокола № 7. Статья 5 гарантирует право на свободу, и в соответствии со статьей 5 (1) (г) дети могут быть лишены свободы в целях воспитательного надзора. В соответствии со статьей 6, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство, государства имеют право не допускать публику на судебное разбирательство полностью или в части тогда, когда этого требуют интересы несовершеннолетних. И, наконец, по статье 5 Протокола № 7 ЕКПЧ, супруги имеют равные обязанности в отношении своих детей, но это не мешает государствам принимать меры, являющиеся необходимыми в интересах детей.

Еще три положения имеют непосредственное отношение к детям. Во-первых, статья 3 Конвенции, запрещающая применение пыток и бесчеловечного и унижающего достоинство обращения или наказания, нашла конкретное применение относительно защиты детей от жестокого обращения и безнадзорности. Во-вторых, статья 2 Первого протокола предусматривает, что никому не может быть отказано в праве на образование. Второе предложение предусматривает, что «государство при осуществлении любых функций, которые оно принимает на себя в области образования и обучения, уважает право родителей обеспечивать такое образование и такое обучение, которые соответствуют их религиозным и философским убеждениям».

До сих пор наиболее оспариваемым положением в отношении детей, однако, была статья 8, гарантирующая право на уважение частной и семейной жизни.

Судебная практика затронула много областей семейного права, включая усыновление, международное похищение детей, многие аспекты альтернативного попечения, опеки и доступа, опекунства и вопросов, касающихся установления идентичности. Так как большая часть этой практики касается детей, и во многих из таких дел дети выступали в качестве заявителей, несколько проблем было затронуто детьми, действующими самостоятельно. Последствиями этого было то, что многие дела были решены с позиции родителей. Например, во многих случаях было обнаружено, что власти не вовлекли родителей в достаточной степени в разбирательства, касающиеся установления опеки над их детьми, что повлекло за собой процедурный аспект нарушения статьи 8. Хотя это имеет четкие последствия для порядка принятия таких решений — с вытекающими последствиями для прав детей – практика Суда еще не признает независимое право детей принимать участие в этом разбирательстве в свете статьи 12 (2) КПР. В связи с этим, очень важно, чтобы международное правовое положение Конвенции о правах ребенка, особенно ее почти всеобщая ратификация, помогли установить ее в качестве источника стандартов в области прав детей среди других международных органов. На эти стандарты ссылаются другие международные органы, такие, как Европейский суд по правам человека, в его практике.

1. ЕКПЧ и Принципы прав детей

Два принципа прав детей можно найти в практике Европейского суда по правам человека. Это принцип «наилучших интересов» и принцип «права быть заслушанным».

Принцип «наилучших интересов»

Единственная прямая ссылка на этот принцип находится в статье 5 Протокола 7 по родительской ответственности, как об этом было сказано выше. На сегодняшний день не вынесено ни одного постановления по этому положению. Тем не менее, обзор судебной практики показывает, что принцип в настоящее время интегрирован в статью 8, в частности, в части теста, требующего того, чтобы меры, представляющие собой вмешательство в семейную жизнь (например, удаления ребенка из семьи, его размещение для усыновления или ограничения на контакты между ребенком и родителем), преследовали законную цель. В соответствии со статьей 8 § 2, законными целями, преследуемыми в отношении детей, являются либо «защита здоровья и нравственности», либо «защита прав и свобод других лиц». В последние два десятилетия Европейский суд постепенно начал признавать, что «принцип наилучших интересов» подпадает под эти две категории, что означает, что этот принцип в настоящее время признан частью анализа по статье 8.

Принцип «права быть заслушанным»

В дополнение к развитию существенной защиты процессуальных прав родителей по статье 8 ЕКПЧ (см. ниже), в последние годы Европейский суд также стал обращать внимание на важность взглядов детей в процессах, которые их затрагивают. Впервые это стало очевидно в постановлениях Сахин и Зоммерфельд против Германии, рассмотренные Большой Палатой в 2003 году. В данных делах Суд, изменяя постановления Палат, признал важность судебной готовности заслушать детей и принять во внимание их точку зрения. С одной стороны, Суд не требует, чтобы все дети были заслушаны в каждом деле. С другой стороны, он отметил, что этот вопрос зависит «от конкретных обстоятельств каждого дела, с должным учетом возраста и степени зрелости заинтересованного ребенка». Такой подход должен соответствовать статье 12 КПР, требующей двухступенчатого процесса — всегда заслушивать детей и принимать их возраст и зрелость во внимание при оценке этих мнений.

Сахин против Германии, 2003 г. (Sahin v Germany)

В деле Сахин, касающегося прав отца, не состоящего в браке с матерью, на доступ к ребенку, Палата постановила, что отец не был достаточно вовлечен в процесс принятия решений, ведущих к отказу ему в контакте с ним, и обосновала свое решение, в частности, отказом национальных судов заслушать его маленькую дочь. Ребенок не был заслушан в суде, и психолог, на базе доклада которого немецкий суд мотивировал свое решение, не спросил напрямую ребенка об отце в связи с риском, который мог возникнуть для дочери в связи с этим.

Рассматривая данный вопрос, Палата ЕСПЧ постановила, что, по процессуальным основаниям, тот факт, что ребенок не был заслушан в суде, привел к недостаточной защите интересов заявителя в разбирательстве. Однако, Большая Палата не согласилась с этим выводом. Она постановила, что у немецких судов были достаточные причины, с учетом лучших интересов ребенка, на оправдание отказа в доступе, а именно, принимая во внимание серьезные трения между родителями и риск того, что визиты повлияют на его развитие. Тем не менее, когда Суд изучил вопросы участия отца в судебном разбирательстве, он отметил, что последний имел доступ ко всей необходимой информации, на которую ссылались национальные суды, и был в состоянии предоставить аргументы в пользу получения права на доступ. Что касается вопроса о заслушивании ребенка в суде, Суд отметил, что было бы заходить слишком далеко, сказав, что национальные суды всегда обязаны заслушать ребенка по вопросу о доступе, вопрос зависит (см. пункт 73) «от конкретных обстоятельств каждого дела, с должным учетом возраста и степени зрелости заинтересованного ребенка». В этом деле, например, Суд отметил, что ребенку было от четырех до пяти лет во время судебного разбирательства. Эксперт пришел к выводу, что после нескольких встреч со сторонами, контакт не соответствовал интересам ребенка, а затем объяснил в показаниях, что заслушивание ребенка в суде повлечет за собой риск для него, которого будет невозможно избежать. Соответственно, Европейский Суд пришел к выводу (см. пункт 77), что подход немецких властей «был разумным» и предоставил достаточную базу для вынесения мотивированного решения по вопросу о доступе в данном конкретном деле.

Зоммерфельд против Германии, 2003 г. (Sommerfeld v Germany)

Обстоятельства несколько отличались в деле Зоммерфельд, где заявитель подал ходатайство о доступе к дочери вопреки мнению Совета по делам молодежи, который полагал, что это не было в интересах ребенка. Дочь, заслушанная в отсутствии матери, сказала, что не хочет видеть своего отца и страдает от его постоянных попыток получить разрешение на встречи с ней. В окружном суде, будучи в десятилетнем возрасте, она сказала судье, что не хочет навещать отца, даже если суд разрешит ему такие встречи. По мнению психолога, желания отца и дочери относительно будущего контакта отличались друг от друга, и он порекомендовал отцу предоставить ей необходимое время для того, чтобы она сама начала общение с ним по ее собственной инициативе. Процедура была приостановлена, и отец мог заново начать ее, когда ребенку исполнится 13 лет. На протяжении всего этого времени, девочка неоднократно заявляла о том, что возражает против любых контактов с ним, в том числе перед судьей окружного суда в присутствии эксперта-психолога. Суд, заслушав все стороны, пришел к выводу, «на основании обширных исследований», что контакт был не в лучших интересах ребенка. В 2001 году Палата Суда постановила, что компетентные национальные суды, отказывая в ходатайстве заявителя об установлении договоренности о встречах, опирались на соответствующие причины, свидетельствующие о том, что контакт был не в интересах ребенка. В связи с процессуальными требованиями, однако, Палата рассмотрела доказательства, предоставленные в немецкие суды, в частности, заявления, сделанные ребенком в суде, и обнаружила, что отсутствие доклада психолога о возможностях установления контакта между ребенком и ее отцом повлекло недостаточную защиту интересов заявителя в судебном разбирательстве. В частности, она отметила, что районный суд не должен был ограничиться только заслушиванием пожеланий ребенка по этому вопросу, не имея в своем распоряжении психологической экспертизы для того, чтобы оценить эти пожелания. По мнению Палаты (см. пункт 43), «правильная и полная информация о взаимоотношениях ребенка с заявителем, ходатайствующим о доступе к дочери, является необходимой предпосылкой для установления истинных желаний ребенка и соблюдением справедливого баланса между разными интересами». Она пришла к выводу, что в этих условиях национальные власти превысили свои пределы усмотрения, нарушив тем самым права заявителя, гарантированные статьей 8 Конвенции.

Большая Палата Суда рассмотрела дело в 2003 году и, так же, как и в постановлении Сахин, она посчитала, что, несмотря на то, что решение об отказе заявителю в его правах доступа было мотивировано релевантными причинами, она не могла постановить, были ли они достаточными (в соответствии с судебной практикой по статье 8) без определения того, была ли заявителю предоставлена достаточная защита его интересов. В этой связи Суд отметил, что заявитель был в состоянии представить свои аргументы в пользу получения договоренности о визитах в ходе разбирательства, и что у него также был доступ ко всей необходимой информации, на которую ссылались суды. Кроме того, доказательная база для решения суда включала в себя заявления всех сторон, а также доказательства, представленные в контексте первых разбирательств. Что касается получения доклада психолога о возможностях установления контакта между ребенком и заявителем, Суд отметил, что, по общему правилу, национальные суды сами должны оценивать представленные им доказательства. Он постановил, что было бы заходить слишком далеко, если сказать, что национальные суды всегда обязаны привлекать эксперта-психолога в процедуру доступа родителя, не осуществляющего опеку. Тем не менее, Суд пришел к выводу, что этот вопрос зависит от конкретных обстоятельств каждого дела, с должным учетом возраста и степени зрелости заинтересованного ребенка. Таким образом, Суд отметил, что девочке было тринадцать лет, когда она была заслушана судьей районного суда по вопросу о доступе, и что тот же судья опрашивал ее, когда ей было от десяти до одиннадцати лет, во время первого разбирательства. По мнению Большой Палаты (см. пункт 72), «имея преимущество прямого контакта с девочкой, районный суд располагал хорошими возможностями для оценки ее мнения и для установления того, способна ли она составлять свое собственное мнение.» Исходя из этого, Суд постановил, что районный суд мог разумно сделать вывод, что было бы неоправданным заставлять девочку видеться с ее отцом против ее воли. При таких обстоятельствах ЕСПЧ не был убежден в том, что неспособность получить экспертное заключение психолога об отношениях между заявителем и ребенком представляет собой недостаток в разбирательстве и, таким образом, пришел к выводу, что, учитывая пределы усмотрения, процедурный подход немецких судов «был разумным в данных обстоятельствах с учетом достаточного количества материала для принятия мотивированного решения по вопросу о доступе в этом деле».

С. против Финляндии, 2006 г. (C v Finland)

В этом деле отец оспаривал отмену опеки над детьми, жалуясь на то, что при принятии решения национальные суды непропорционально опирались на их мнение. Суд отметил, что Верховный суд отдал предпочтение выраженным пожеланиям детей, в соответствии с которыми они остаются с женщиной- партнером Л. их покойной матери, ссылаясь на законодательство, которое не позволяет исполнения решений против воли детей в возрасте старше 12 лет. В этой связи Суд отметил (см. пункт 57-58) общее признание того, что «суды должны принимать во внимание пожелания детей в таких процедурах» и отметил, что на практике ситуация может дойти до той стадии, когда она превращается в «бессмысленную, если не контрпродуктивную и вредную, чтобы попытаться заставить ребенка соответствовать положению дел, которому он по каким-то причинам сопротивляется». В данном случае было особенно важно, что все национальные суды согласились в том, что мнения детей были последовательными и постоянными, но они разошлись в оценке того, какое внимание должно было уделяться этим мнениям. В то время как суд первой инстанции пришел к выводу, что, несмотря на их желание остаться с Л., в интересах детей было находиться под опекой отца, Верховный суд отдал предпочтение мнениям детей, фактически давая им безусловное вето на принятое решение. Кроме того, он не провел устные слушания, в которых мог бы предложить сторонам рассмотреть этот вопрос или предпринять определенные шаги для выяснения, благодаря дальнейшим доказательствам или мнениям экспертов, любой расходящейся интерпретации того, что было в интересах детей с учетом того, что назначение опеки Л. фактически лишило бы их сохранения отношений с отцом. По мнению Европейского Суда (см. пункт 58), решение было принято таким образом, что «по понятным причинам оставило у заявителя впечатление того, что Л., партнеру матери, было разрешено манипулировать детьми и судебной системой, чтобы неоправданно лишить его родительской роли». В результате, Суд пришел к выводу, что процедура принятия решений не соблюла должного баланса между соответствующими интересами, что привело к нарушению статьи 8 Конвенции.

Правовой статус детей и отношения

В соответствии со статьей 8 ЕКПЧ, существование семейной жизни зависит от фактического существования близких личных связей между сторонами, определяемого в каждом конкретном случае. На практике, однако, все большее число семейных отношений автоматически получают защиту статьи 8 § 1, и Суд принял тот факт, что семейная жизнь существует между родителями и их детьми во всех, кроме самых исключительных, случаях независимо от семейного положения родителей (например, Маркс против Бельгии, 1979 г.), от семейных договоренностей по проживанию (например, Беррехаб против Нидерландов, 1988 г.), или от явного отсутствия обязательств перед своими детьми (например, C. против Бельгии, 1996 г.). Что касается других отношений, семейная жизнь может существовать между детьми и их бабушками и дедушками; между братьями и сестрами, между дядей и племянником; между родителями и детьми, рожденными в последующих отношениях.

Маркс против Бельгии, 1979 г. (Marckx v Belgium)

В постановлении Маркс против Бельгии 1979 года Суд установил, что семьи, состоящие в браке или нет, имеют равное право на уважение семейной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции и что, допуская развитие связи между матерью и ее ребенком так, чтобы позволить им иметь нормальную семейную жизнь, государство должно избегать «любую дискриминацию, основанную на рождении». Отсутствие предоставления автоматического признания взаимосвязи между незамужней матерью и ее ребенком при рождении составляет нарушение статьи 8, взятой отдельно, а также вместе со статьей 14.

Джонстон против Ирландии, 1996 г. (Johnston v Ireland)

Так, в постановлении Джонстон против Ирландии 1986 года, Суд применил эти рассуждения к семье, не состоящей в браке, и постановил, что отсутствие соответствующего правового режима, отражающего естественные семейные узы ребенка, привел к недостаточному уважению семейной жизни и дочери, и родителей. В постановлении Джонстон так же, как и в постановлении Инзе против Австрии 1987 года относительно наследственных прав ребенка, рожденного вне брака, Суд подтвердил, что очень веские причины должны быть приведены для объяснения различий в обращении с детьми по признаку семейного положения для того, чтобы их можно было бы признать совместимыми с Конвенцией. Что касается наследственных прав детей, Суд неоднократно подчеркивал, что независимо от законной цели, которая должна быть достигнута — включая защиту семьи, основанной на браке – постановка » нелегитимного » ребенка в худшее положение в вопросах наследования противоречит статье 14 и статье 1 Протокола No 1 (гарантирующей право на беспрепятственное пользование своим имуществом). В постановлении Вермейр против Бельгии 1991 года Суд установил, что принцип равного обращения также распространяется на наследственные права в отношении бабушки и дедушки ребенка, а в 2004 году было установлено, что это принцип распространяется на усыновленных детей. Таким образом, в постановлении Пла и Пунчернау против Андорры Суд пришел к выводу, что завещание бабушки, сделанное в 1930 году, завещающее «сыновьям, рожденным в законном браке», должно было быть истолковано так, чтобы включить своего приемного внука для соответствия требованиям Конвенции. При этом Суд подтвердил, что не только внутреннее законодательство должно быть совместимо с Конвенцией относительно равного права ребенка, рожденного вне брака, на наследство, но и его толкование и применение национальными властями.

Киган против Ирландии, 1994 г. (Keegan v Ireland)

Положение неженатого отца впервые в полной мере было изучено в постановлении Киган против Ирландии, в котором Суд должен был рассмотреть вопрос о существовании семейной жизни между неженатым отцом и его маленькой дочкой, с которой он виделся один раз. Отсутствие отношений между ними поднимает вопросы относительно того, можно ли говорить о существовании семейной жизни, но Суд пришел к выводу, что очевидный потенциал семейной жизни являлся достаточным в свете характера отношений родителей на момент зачатия ребенка. Как пояснил Суд в постановлении Буганеми против Франции 1996 года (см. пункт 35), «концепция семейной жизни, на которой основана статья 8, включает в себя связи между родителем и его ребенком, даже когда они не живут вместе, независимо от того, является ли последний законным. Несмотря на то, что такие связи могут быть разрушены последующими событиями, это может произойти только в исключительных обстоятельствах «.

Вопрос о том, может ли семейная жизнь существовать между сторонами, которые не имеют родственных связей, был рассмотрен Судом в решении X, Y и Z против Великобритании в 1997 году. Суд установил, что отношения между транссексуалом, поменявшим женский пол на мужской, и ребенком, родившимся у его сожительницы с помощью искусственного оплодотворения донором, составили семейную жизнь по смыслу статьи 8, потому что их отношения совсем не отличались от отношений в традиционных семьях, а также потому, что транссексуал принял участие в лечебном процессе в качестве отца ребенка.

Суд еще не постановил, являются ли однополые отношения семейной жизнью. В 1992 году (бывшая) Комиссия пришла к выводу, что стабильные отношения между двумя женщинами и ребенком, рожденным одной из них, не составляют понятие семейной жизни. Несмотря на то, что они жили вместе, как семья, и делили родительские обязанности в отношении ребенка, их требование для юридического признания было признано относящимся только к частной жизни. Неясно, будет ли Суд следовать этому решению, что может выйти за линии прецедента, созданного в постановлении X, Y и Z, и практики во все большем числе европейских государств. При появлении возможности Суд, возможно, предпочтет расширить сферу семейной жизни, чтобы включить однополые пары и их детей в применение статьи 8 таким образом, чтобы больше соответствовать современным социальным и правовым условиям. Этот вопрос рассматривается далее в Неделях 10 и 12.

2. ЕКПЧ и образование

Статья 2 Протокола № 1 ЕКПЧ содержит два элемента права на образование; первый является требованием, согласно которому никому не может быть отказано в праве на образование, а второй является утверждением права родителей, чтобы их ребенок получил образование в соответствии с их религиозными и философскими убеждениями. Отрицательная формулировка права на образование является ответственной за значительную степень усмотрения, которой наделяются государства в осуществлении данного положения. В целом, заявители имели весьма ограниченный успех, подавая жалобы со своими требованиями к образованию в ЕСПЧ. Там, где были признаны нарушения, это было сделано на основании дискриминации по статье 14 в совокупности со статьей 2 Протокола № 1.

Сампанис и другие против Греции, 2008 г. (Sampanis and Others v Greece)

В постановлении Сампанис и другие против Греции 2008 года отношение к группе цыганских школьников со стороны греческих властей было признано нарушением статьи 14 ЕКПЧ (запрет дискриминации) в сочетании со статьей 2 Протокола № 1. В связи с трудностями, связанными с зачислением, дети пропустили целый год начальной школы, а затем были помещены в подготовительные классы в отдельном здании. ЕСПЧ полагает, что на данное решение повлияли расистские взгляды родителей детей нецыганского происхождения, учащихся в школе. Более того, не было никаких доказательств того, что классы являлись подготовительными. Что касается зачисления, Суд счел, что власти должны были уделить особое внимание уязвимому положению цыган и способствовать их зачислению. Относительно подготовительных классов, Суд установил, что не было ни четких критериев, ни оценки, на основании которых дети были помещены в отдельные классы и, хотя было принято считать, что они были разработаны для того, чтобы помочь детям адаптироваться к обычной школьной системе, отбор детей для этих целей должен был быть основан на недискриминационных критериях.

Лаутси против Италии, 2011 г. (Lautsi v Italy)

Многочисленные дела касались того, в какой степени дети могут получать религиозное образование в школах или оно должно быть оставлено исключительно родителям. Этот вопрос был рассмотрен в постановлении Большой палаты Лаутси против Италии в 2011 году относительно широко распространенных распятий в классных комнатах в итальянских школах. В 2006 году Палата пришла к выводу, что это противоречит праву родителей воспитывать своих детей в соответствии с их религиозными убеждениями, в соответствии со статьей 2 Протокола № 1, но этот вывод был отклонен Большой Палатой. Большая Палата отметила, что «обеспечивая присутствие распятий в классах государственных школ — знак, который, предписывается ли ему в дополнение светское символическое значение или нет, несомненно, относится к христианству – правила присуждают мажоритарной религии, преобладающей в стране, видимость в школьной среде. Тем не менее, она решила, что самого по себе этого не достаточно, чтобы указать на «процесс идеологической обработки» со стороны государства, и поэтому не нашла нарушение статьи 2 Протокола № 1. Она добавила, что «распятие на стене является главным образом пассивным символом и (…) не может считаться оказывающим влияние на учеников в сравнении с поучительными речами или участием в религиозной деятельности».

Д.Х. против Чехии, 2007 г. (DH v Czech Republic)

Это дело стало первым вызовом системной расовой сегрегации в сфере образования, рассмотренным Европейским Судом по правам человека. Когда эта жалоба была подана, существовала вероятность того, что цыганские дети в Чешской Республике будут помещены в «специальные школы» для умственно отсталых в 27 раз чаще, чем нецыганские дети. В 2007 году Европейский суд по правам человека постановил, что эта модель сегрегации нарушала статью 14 в совокупности со статьей 2 Протокола № 1. Большая палата постановила 13 голосами против 4, что, в нарушение Конвенции, имела место косвенная дискриминация против школьников в предоставлении образования. Она пришла к выводу, что непропорциональное назначение цыганских детей в специальные школы без объективного и разумного оправдания составило незаконную дискриминацию.