ОБЗОР ПОСТАНОВЛЕНИЙ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА
по учету наилучших интересов ребенка в различных категориях дел

Долгие и формальные процедуры разрешения на выезд не отвечают наилучшим интересам ребенка

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 10.02.2015г. ПО ДЕЛУ «ПЕНЧЕВЫ (PENCHEVI) ПРОТИВ БОЛГАРИИ» (Жалоба N 77818/12)

По делу обжалуется отказ в разрешении ребенку выехать за границу к матери без согласия отца.

Заявительница — мать заявителя, несовершеннолетнего ребенка. В 2010 году, после расторжения брака заявительницы с отцом ребенка, заявители покинули свой семейный дом в Болгарии. Заявительница впоследствии просила согласия отца разрешить их сыну поехать с ней из Болгарии в Германию, где она завершала обучение в аспирантуре, но он отказал ей. Она добивалась вынесения постановления суда в этом отношении, но производство по ее делу, которое длилось почти два года и два месяца в судах трех уровней юрисдикции, закончилось отказом Верховного кассационного суда Болгарии разрешить ребенку выехать за пределы Болгарии только с его матерью. Заявители возбудили дополнительное производство в июле 2012 года, которое закончилось вынесением судебного решения в декабре 2012 года, в котором ребенку разрешалось путешествовать с матерью.

Европейский суд указал, что производство по делу на внутригосударственном уровне продолжалось более двух лет и восьми месяцев. В течение этого периода ребенок не мог приехать к своей матери. Учитывая, что дело было решающим для права обоих заявителей на семейную жизнь в соответствии со ст.8 Конвенции, и, в частности, для их возможности продолжать жить вместе и находиться вместе, дело должно было быть рассмотрено с особым тщанием. С учетом юного возраста заявителя и его тесной привязанности к заявительнице требовалась определенная оперативность при рассмотрении внутригосударственными органами просьбы о поездке.

В целом в процессе принятия решений на внутригосударственном уровне имелись недостатки, состоявшие в том, что Верховный кассационный суд отклонил просьбу о поездке на основании, которое можно признать формальными, не предприняв какого-либо реального анализа наилучших интересов ребенка, и производство по делу продолжалось слишком долго.

По делу допущено нарушение требований ст.8 Конвенции (вынесено единогласно).

Защита государством интересов ребенка при оказании медицинских услуг соответствует правомерной цели

Постановление ЕСПЧ от 11 декабря 2014 года по делу Дубска и Крейзова против Чешской Республики (Dubska and Krejzova v. Czech Republic) (Жалобы N 28859/11, 28473/12)

По делу обжалуются жалобы заявителей на положения законодательства, запрещающие медикам-профессионалам оказывать родовспоможение на дому.

Заявительницы хотели рожать дома, однако согласно законодательству Чешской Республики работникам здравоохранения запрещается оказывать родовспоможение на дому. Первая заявительница, в конечном счете, родила ребенка дома самостоятельно, а вторая заявительница — в родильном доме. Конституционный суд Чешской Республики отклонил жалобу первой заявительницы ввиду неисчерпания имеющихся средств правовой защиты. Тем не менее он выразил сомнения о соответствии законодательства Чешской Республики, имеющего отношение к делу, ст. 8 Конвенции.

В своих жалобах в Европейский Суд заявительницы ссылались на нарушение их прав в соответствии со ст. 8 Конвенции, так как у них не было иного выбора, кроме как рожать в больнице, если они хотели получать родовспоможение от медика-профессионала.

Европейский суд указал, что то обстоятельство, что у заявительниц не было возможности воспользоваться помощью акушерок при родах на дому, уже являлось вмешательством публичных властей в осуществление права заявительниц на уважение их частной жизни. Это вмешательство было осуществлено в соответствии с законом, так как, хотя это было не совсем ясным, законодательство позволяло заявительницам предвидеть в разумной в данных обстоятельствах степени, что родовспоможение медиками- профессионалами на дому законом не допускается. Вмешательство публичных властей служило правомерной цели, поскольку было направлено на защиту здоровья и безопасности обоих, новорожденного и, по крайней мере косвенным образом, его матери.

Что касается вопроса о том, было ли вмешательство необходимым в демократическом обществе, государство-ответчик имеет право на широкую свободу усмотрения в данном вопросе в связи с необходимостью оценки со стороны внутригосударственных властей экспертных и научных данных, касающихся относительных рисков больничных и домашних родов, потребностью в сильном участии государства, из-за уязвимости новорожденных детей и их зависимости от других, отсутствием каких-либо четких точек соприкосновения между государствами — членами Совета Европы по вопросу о домашних родах и, наконец, с общими соображениями социальной и экономической политики, такими как распределение ресурсов для создания адекватной экстренной системы для домашних родов.

В то время как рассматриваемая ситуация оказывает существенное влияние на свободу выбора заявительниц, власти государства-ответчика сосредоточены главным образом на правомерной цели защиты наилучших интересов ребенка. В зависимости от их характера и серьезности интересы ребенка могут доминировать над интересами родителя, который не имеет согласно ст. 8 Конвенции права принимать меры, которые причинили бы вред здоровью и развитию ребенка. Несмотря на то, что в деле в целом не было какого-либо конфликта интересов матери и ребенка, определенный выбор, касающийся вопросов места, обстоятельств или способа родов, мог привести к увеличению рисков для здоровья и безопасности новорожденного ребенка, как свидетельствует статистика перинатальных и неонатальных смертей.

Европейский суд постановил, что по делу требования ст.8 Конвенции нарушены не были (вынесено шестью голосами «за» и одним — «против»).

Длительность исполнения решения суда отсутствие эффективного средства правовой защиты не отвечает наилучшим интересам ребенка

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 16 октября 2014 г. по ДЕЛУ «ВОРОЖБА (VOROZHBA) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» (Жалоба N 57960/11)

По делу обжалуется жалоба заявительницы на продолжительное неисполнение судебного решения об определении места жительства ее дочери с ней.

Заявительница по настоящему делу, ссылаясь на ст.8 Конвенции, на то, что власти государства-ответчика не исполнили решения Хасанского районного суда Приморского края об определении места жительства ее дочери с заявительницей. Кроме того, заявительница со ссылкой на п.1 ст.6 Конвенции и ст. 13 Конвенции жаловалась на чрезмерную, по ее мнению, продолжительность исполнения указанного решения, а также на отсутствие в правовой системе Российской Федерации эффективного средства правовой защиты, позволяющего обеспечить исполнение этого решения в разумные сроки.

Европейский Суд напоминает, что, хотя целью ст.8 Конвенции является главным образом защита человека от произвольного вмешательства в осуществление его прав со стороны органов государственной власти, она предусматривает и позитивные обязательства, неразрывно связанные с эффективным «уважением» семейной жизни — понятием, которое в рамках Конвенции имеет автономное значение. Относительно обязанности государства принять активные меры, Европейский Суд повторяет, что ст.8 Конвенции предполагает право матери или отца на то, чтобы были выполнены действия по их воссоединению со своим ребенком, а также обязанность внутригосударственных властей осуществить эти действия (см., например, Постановление Европейского Суда по делу «Игнакколо-Зениде против Румынии» (Ignaccolo-Zenide v. Romania), жалоба N 31679/96, § 94, ECHR 2000-I, Постановление Европейского Суда по делу «Момуссо и Вашингтон против Франции» (Maumousseau and Washington v. France) от 6 декабря 2007 г., жалоба N 39388/05, § 83) и что соответствующая обязанность государства имеет отношение не к результату, а к средствам его достижения (см. Постановление Европейского Суда по делу «Паскаль против Румынии» (Pascal v. Romania) от 17 апреля 2012 г., жалоба N 805/09, § 69).

Европейский Суд подчеркнул, что это обязательство не является абсолютным, поскольку иногда воссоединение матери или отца со своим ребенком не может произойти мгновенно и требует подготовки. Характер и объем такой подготовки зависят от обстоятельств каждого дела, но во всех случаях немаловажными факторами являются понимание и сотрудничество всех заинтересованных лиц. Внутригосударственные власти должны делать все возможное для облегчения этого сотрудничества, но их обязанность прибегать в этом отношении к принуждению должна быть ограничена: необходимо, чтобы они учитывали интересы, права и свободы всех заинтересованных лиц и, в частности, уделяли внимание наилучшему обеспечению интересов ребенка и его правам, предусмотренным ст.8 Конвенции.

Европейский Суд считает, что, столкнувшись с явно выраженным и настойчивым отказом одного из родителей передать ребенка другому родителю, власти обязаны принять реальные и действенные меры принуждения с целью заставить родителя, который отказывается отдать ребенка, исполнить судебное решение.

Кроме того, Европейский Суд напоминает, что каждое государство- участник обязано создавать полноценные и достаточные юридические возможности по обеспечению соблюдения своих позитивных обязательств, вытекающих из ст.8 Конвенции, а задача Европейского Суда заключается в том, чтобы установить, удалось ли внутригосударственным властям при применении и толковании соответствующих правовых норм соблюсти гарантии, закрепленные в ст.8 Конвенции, уделяя, в частности, внимание наилучшему обеспечению интересов ребенка.

Европейский Суд постановил, что по делу было допущено нарушение ст. 8 Конвенции, но решил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы заявительницы на нарушения п.1 ст.6 Конвенции и ст. 13 Конвенции.

Наилучшие интересы детей при суррогатном материнстве

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 26.06.2014г. ПО ДЕЛУ ЛАБАССЕ ПРОТИВ ФРАНЦИИ (LABASSEE V. FRANCE) (ЖАЛОБА N 65941/11) МАННЕССОН ПРОТИВ ФРАНЦИИ (MENNESSON V. FRANCE) (Жалоба N 65192/11)

По делам обжалуется отказ в правовом признании во Франции правоотношений родителей и детей, установленных в США между детьми, рожденными вследствие суррогатного материнства, и парами, использовавшими этот метод.

Заявителями в первом деле выступают чета Маннессон, которые являются гражданами Франции, и девочки Маннессон, которые являются гражданками США, близнецами 2000 года рождения. Заявителями во втором деле являются супруги Лабассе, граждане Франции, и Жюльетт Лабассе, гражданка США 2001 года рождения.

Вследствие бесплодия Маннессон и Лабассе супруги-заявители прибегли к суррогатным процедурам в США. Эмбрионы, полученные с использованием спермы Маннессона и Лабассе, были имплантированы в каждом случае в матку другой женщины. В результате родились близнецы

Маннессон и Жюльетт Лабассе (далее — дети-заявители). Решения, вынесенные в Калифорнии в первом деле и в Миннесоте во втором, признали, что Маннессоны являются родителями близнецов, а Лабассе — родителями Жюльетт.

Власти Франции, подозревая применение суррогатных методик, отказались внести свидетельства о рождении во французский реестр рождений, браков и смертей. В деле Маннессон свидетельства о рождении все же были внесены в реестр по указанию прокурора, который впоследствии возбудил разбирательство с целью удаления записей из реестра. В деле Лабассе пара не оспаривала отказ в регистрации, но просила признать правовые отношения на основании фактического использования статуса (possession d’etat). Судья выдал им документ (acte de notoriete), подтверждающий статус сына или дочери, то есть наличие отношение родителей и детей, но прокурор отказал в его внесении в реестр. Тогда пара обратилась в суд.

Требования заявителей были окончательно отклонены Кассационным судом 6 апреля 2011 г. на том основании, что внесение таких записей в реестр придало бы силу суррогатному соглашению, которое являлось ничтожным по публично-правовым причинам в соответствии с Гражданским кодексом Франции. Суд решил, что отсутствует нарушение права на уважение личной и семейной жизни, поскольку аннулирование записей не лишало детей отношений с матерью и отцом, признанных законодательством Калифорнии и Миннесоты, и не препятствовало им в проживании во Франции с Маннессонами и Лабассе.

(a) …

(b) Право детей-заявителей на уважение их личной жизни. Власти Франции, хотя и сознавали, что дети-заявители повсеместно идентифицировались как дети предполагаемых родителей, тем не менее отказывали им в этом статусе во французской правовой системе. Это противоречие подрывало их идентичность во французском обществе. Кроме того, хотя ст8 Конвенции не гарантирует права на получение определенного гражданства, остается фактом, что гражданство является компонентом индивидуальной идентичности. Хотя их биологические родители были французами, дети-заявители находились в состоянии тревожной неопределенности по поводу возможности получения французского гражданства, и эта ситуация могла иметь негативные последствия для определения их собственной идентичности. Кроме того, тот факт, что дети- заявители не определялись в соответствии с французским законодательством как дети предполагаемых родителей, имел значение с точки зрения их наследственных прав.

Можно понять желание Франции удержать своих граждан от обращения за границей к репродуктивной технике, которая запрещена внутри страны. Однако из вышеизложенных соображений следует, что последствия отказа в признании французским законодательством отношений родителей и детей между детьми, зачатыми таким образом, и предполагаемыми родителями не ограничивались последними, которые прибегли к репродуктивным методам, вызвавшим непринятие властей Франции. Последствия также распространились на положение самих детей, чье право на уважение личной жизни, предполагавшее, что каждый должен иметь возможность установления существа своей идентичности, включая родительство, было серьезно затронуто. Таким образом, возник серьезный вопрос совместимости этой ситуации с наилучшими интересами детей, которые должны определять все решения, принимаемые в их отношении.

Данный анализ приобретает особое значение, если, как в настоящем деле, один из предполагаемых родителей является также биологическим родителем ребенка. С учетом значения биологического родительства, компонента идентичности каждого лица, нельзя полагать, что наилучшим интересам ребенка отвечало бы его лишение правовой связи такой природы, если биологическая реальность такой связи установлена и ребенок и родитель просят о ее полном признании. Не только связь между детьми и их биологическими отцами не была признана, когда было подано ходатайство о включении свидетельств о рождении в реестр, кроме того, признание этой связи посредством декларации об отцовстве или усыновлении или фактического пользования статусом противоречило запрету, установленному прецедентной практикой Кассационного суда в этом отношении. Ввиду последствий, которые это серьезное ограничение имело для идентичности детей-заявителей и их права на уважение личной жизни, Европейский Суд установил, что, препятствуя признанию и установлению во внутригосударственном законодательстве связи между детьми и их биологическими отцами, государство-ответчик вышло за допустимые пределы усмотрения. С учетом значения, которое должно придаваться наилучшим интересам ребенка, имело место нарушение права детей- заявителей на уважение их личной жизни.

По делу допущено нарушение требований ст.8 Конвенции (принято единогласно).

Вопросы о негативных последствиях и вероятной угрозе для жизни в результате проживания детей с их матерью заслуживают пристального внимания суда при определении места жительства детей

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 1 августа 2013 г. ПО ДЕЛУ «АНТОНЮК (ANTONYUK) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» (Жалоба N 47721/10)

По делу обжалуется отсутствие адекватной защиты права на семейную жизнь со стороны компетентных властей в связи с недостатками, сопровождающими рассмотрение гражданского дела, касавшегося дееспособности, определение места жительства детей с бывшим супругом. Жалоба признана приемлемой в части определения места жительства детей заявительницы.

Европейский суд указал, что в данном случае речь идет о гражданском разбирательстве, которое противопоставило двух законных родителей и в котором национальные власти не имели другого выбора, кроме принятия решения в пользу одного из них, поскольку, по-видимому, альтернативное место жительства явно не предусмотрено в российском праве. В этом случае принципы, изложенные выше, должны быть применены с учетом обстоятельств дела: суды страны должны обеспечить защиту интересов заявительницы, также учитывая интересы другой стороны разбирательства, отца детей. Кроме того, рассмотрение вопроса о том, что соответствует наилучшим интересам ребенка, имеет решающее значение во всех делах подобного рода.

Европейский Суд считает, что рассмотрения дела судом не было достаточно, чтобы сделать вывод об опасности заявительницы для жизни и здоровья ее детей. Европейский Суд напоминает, что определение того, что отвечает наилучшим интересам ребенка, имеет первостепенное значение. Для выполнения этого требования вопросы о негативных последствиях и вероятной угрозе для жизни в результате проживания детей с их матерью заслуживают пристального внимания, учитывая, например, непрерывное проживание дочери с матерью или тот факт, что не было принято решение в соответствии со ст.73 Семейного кодекса Российской Федерации по причине предполагаемой опасности заявительницы в отношении осуществления ее родительских прав.

Учитывая вышеизложенное и предмет разбирательства, Европейский Суд установил, что разбирательство, осуществленное российскими судами, не позволяло собрать достаточно доказательств, чтобы прийти к мотивированному решению по вопросу места жительства детей при обстоятельствах дела. Рассмотрение дела российскими судами не было достаточно тщательным.

Соответственно, имело место нарушение ст. 8 Конвенции.

Отмена усыновления имела особенно важные последствия, так как полностью лишали заявителей их семейной жизни с детьми, являлись необратимыми в соответствии с национальным законодательством и были несовместимы с целью их воссоединения

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 18 апреля 2013 г. ПО ДЕЛУ «АГЕЕВЫ (AGEYEVY) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» (Жалоба N 7075/10)

По делу обжалуются внезапное отобрание усыновленных детей, отмена усыновления и лишение доступа к детям в течение длительного срока после отобрания, нарушение права на уважение личной жизни в связи с поведением средств массовой информации и должностных лиц.

Европейский суд указал, что передача ребенка под опеку обычно рассматривается как временная мера, которая прекращается, как только позволят обстоятельства, и любые меры по реализации такой опеки должны быть совместимы с конечной целью воссоединения биологического родителя и ребенка. Позитивная обязанность по принятию мер для содействия воссоединению семьи, как только они разумно осуществимы, приобретает для компетентных органов все нарастающее значение с начала периода опеки (см. Постановление Европейского Суда по делу «Кутцнер против Германии» (Kutzner v. Germany), жалоба N 46544/99, § 76, ECHR 2002-I), однако она всегда должна сопоставляться с обязанностью соблюдать интересы ребенка. По истечении значительного срока после первоначальной передачи ребенка под публичную опеку интерес ребенка в стабильности фактической семейной ситуации может перевешивать интересы родителей в воссоединении семьи (см. Постановление Большой Палаты по делу «K. и T. против Финляндии» параграф 155).

В настоящем деле усыновление заявителями Г. и П. было отменено судами страны двух инстанций по заявлению Гольяновского районного отдела. Эти меры имели особенно важные последствия, так как они полностью лишали заявителей их семейной жизни с детьми, являлись необратимыми в соответствии с национальным законодательством (см. § 103 настоящего Постановления) и были несовместимы с целью их воссоединения. Согласно последовательной прецедентной практике Европейского Суда подобные меры следует применять только при исключительных обстоятельствах, и они могут быть оправданы только если мотивируются приоритетным требованием, относящимся к интересами детей (см. Постановление Европейского Суда от 7 августа 1996 г. по делу «Йохансен против Норвегии» (Johansen v. Norway), § 78, Reports of Judgments and Decisions 1996-III, и Постановление Большой Палаты по делу «Скоццари и Джунта против Италии» (Scozzari and Giunta v. Italy), жалобы N 39221/98 и 41963/98, параграф 148, ECHR 2000-VIII). Вопрос о том, была ли оправданной отмена усыновления заявителями Г. и П., должен оцениваться в свете обстоятельств, возникших к моменту принятия решений, а не с использованием преимуществ ретроспективного анализа. Кроме того, этот вопрос должен рассматриваться с учетом оснований для передачи детей заявителей под опеку, указанных в §§ 33, 34 и 40 настоящего Постановления.

Европейский Суд пришел к заключению, что в настоящем деле национальные власти вышли за пределы усмотрения в части решения об отмене усыновления Г. и П., таким образом, нарушив права заявителей, гарантированные ст.8 Конвенции.

Лишение родительских прав – исключительная мера, она должна иметь обратимый характер и применяться только в случае если это отвечает наилучшим интересам ребенка

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 17.07.2012г. ПО ДЕЛУ «M.D. И ДРУГИЕ (M.D. AND OTHERS) ПРОТИВ МАЛЬТЫ» (Жалоба No 64791/10)

По делу обжалуется автоматическое и бессрочное лишение родительских прав после первоначального осуждения за жестокое обращение с детьми.

Первая заявительница является матерью двоих несовершеннолетних детей, второго и третьего заявителей. В отношении семьи была проведена проверка социальных служб, и в 2005 году компетентный орган вынес решение о передаче детей под опеку в специализированное учреждение. Рассмотрев возражения первой заявительницы, суд по делам несовершеннолетних поддержал решение. Одновременно против первой заявительницы и ее сожителя было возбуждено уголовное дело в связи с жестокостью по отношению к детям и уклонением от их воспитания. Пара впоследствии разошлась, и первой заявительнице был разрешен контакт с детьми под надзором, а затем ей было разрешено проводить с ними выходные и праздники. Однако вследствие осуждения она была автоматически и бессрочно лишена родительских прав.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции. Лишение родительских прав является особенно болезненной мерой, которая должна применяться только при исключительных обстоятельствах, если она оправдана приоритетным требованием, отвечающим наилучшим интересам ребенка. Согласно Уголовному кодексу Мальты только некоторые преступления такие, как жестокое обращение с детьми и уклонение от их воспитания, влекут лишение родительских прав. Хотя с учетом данных интересов введение подобной меры не может рассматриваться как выходящее за рамки пределов усмотрения государства, автоматическое применение меры, не подлежащее проверке национальными судами, и в отсутствие рассмотрения вопроса о том, отвечает ли она наилучшим интересам ребенка или изменились ли обстоятельства обвиняемого, является спорным. Кроме того, лишение родительских прав являлось постоянным до достижения ребенком совершеннолетия. При таких обстоятельствах автоматическое применение меры, усугубленное отсутствием доступа к суду для обжалования лишения родительских прав в будущем, не устанавливает справедливого равновесия между интересами детей, первой заявительницы и общества в целом.

По делу установлено нарушение ст. 8 Конвенции (принято единогласно).

Необходимость обеспечить развитие ребенка в безопасной и благоприятной окружающей среде перевесила сохранение его семейных связей с родителями

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 13.03.2012г. ПО ДЕЛУ «Y.C. (Y.C.) ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА» (Жалоба N 4547/10)

По делу обжалуется передача ребенка, жившего в неудовлетворительной обстановке, возможному приемному родителю. Y.C. против Соединенного Королевства

У заявительницы и ее сожителя, проживавших совместно в течение нескольких лет, в 2001 году родился сын. В 2003 году семья привлекла к себе внимание социальных служб вследствие ссор родителей на почве алкоголя. В дальнейшем имели место случаи домашнего насилия и злоупотребления алкоголем, которые участились с конца 2007 года, и в семейное жилище неоднократно вызывали полицию. В июне 2008 года местный орган власти добился постановления о чрезвычайной защите после того, как ребенок получил травму во время ссоры между родителями. Постановление сопровождалось предварительным приказом об опеке, и ребенок был передан на воспитание. Для защиты его интересов был назначен опекун. Срок действия предварительного приказа об опеке несколько раз продлевался после получения подробных отчетов социальных служб, опекуна ребенка и психолога. В апреле 2009 года суд по семейным разбирательствам решил не выносить приказов о полной опеке и передаче, установив, что заявительнице, утверждавшей, что она разошлась с отцом ребенка, должна быть предоставлена последняя возможность для оценки обоснованности сохранения родительских прав с учетом прекращения их отношений. Вместо этого суд вынес новый предварительный приказ об опеке. Данный приказ был отменен судом графства по жалобе местного органа и опекуна ребенка после того, как судья установил, что «единственным следствием отложения решения о вынесении приказа об опеке (была бы) отсрочка и, следовательно, осложнение процесса поиска альтернативного долгосрочного размещения». Заявительнице было отказано в разрешении обжалования в апелляционный суд, и в январе 2010 года ее сын был передан перспективному приемному родителю.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции. Нет сомнений в том, что решение об отказе в дополнительной оценке и вынесении приказа об опеке и размещении составляли серьезное вмешательство в право заявительницы на уважение ее семейной жизни. Вмешательство было «предусмотрено законом» и преследовало законную цель защиты прав ребенка.

Что касается вопроса о том, было ли вмешательство необходимым в демократическом обществе, судья суда графства учел при рассмотрении наилучших интересов ребенка, что дополнительная оценка могла бы в определенной степени нарушить приемное размещение ребенка и повлечь угрозу эмоционального вреда в случае неудачи оценки. Он полагал, что оценка заявительницы не дала бы достаточных доказательств, оправдывающих отказ в вынесении приказа об опеке, ввиду ее недостатков и реальной угрозы того, что она возобновит свои отношения с отцом ребенка, и повлекла бы только отсрочку и осложнение перспективы долгосрочного размещения. С учетом истории дела и отчетов мнение судьи о том, что возобновление отношений заявительницы с отцом ребенка являлось вероятным и составляло угрозу для благополучия ребенка, не выглядело неразумным. Соответственно, хотя наилучшим интересам ребенка отвечало сохранение его семейных связей с родителями, ясно, что в настоящем деле его перевешивала необходимость обеспечить развитие ребенка в безопасной и благоприятной окружающей среде. Делались попытки восстановить семью путем предоставления поддержки в связи с злоупотреблением алкоголем и возможностей воспитательной помощи. Заявительница, по-видимому, не воспользовалась поддержкой в связи с домашним насилием, хотя ей были предоставлены необходимые сведения. Отчеты, подготовленные социальным работником, опекуном и психологом, раскрыли сложности, которые возникли вследствие уклонения родителей от сотрудничества с властями.

Принимая свое решение, судья суда графства руководствовался, как того требует статья 8 Конвенции, наилучшими интересами ребенка, принял во внимание различные относимые факторы и обильно цитировал отчеты и устные показания социального работника, опекуна и психолога, которые затрагивали данные вопросы. Заявительнице была предоставлена возможность требовать любых разъяснений относительно решения судьи и просить дальнейшей проверки дела апелляционным судом. Следовательно, при принятии решения о передаче ребенка в приемную семью государство не вышло за пределы своего усмотрения, и мотивы решения являлись относимыми и достаточными. Заявительница имела все возможности для представления своей позиции и полностью участвовала в процессе принятия решения.

По делу требования статья 8 Конвенции нарушены не были (вынесено шестью голосами «за» и одним — «против»).

Национальные суды не установили справедливого равновесия между правом ребенка на обеспечение его интересов в разбирательстве об установлении отцовства и правом его предполагаемого отца не принимать участие в разбирательстве или на отказ от экспертизы отцовства

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 14.02.2012г. ПО ДЕЛУ «A.M.M. (A.M.M.) ПРОТИВ РУМЫНИИ» (Жалоба N 2151/10)

По делу обжалуются недостатки разбирательства по поводу установления  в отношении малолетнего инвалида.

Заявитель является ребенком, рожденным в 2001 году вне брака, и имеет физических недостатков. В разбирательстве дела Европейским Судом его вначале представляла мать, а впоследствии, из-за серьезного заболевания матери, бабушка по материнской линии. В его свидетельстве о рождении было указано, что отец неизвестен. В 2001 году мать заявителя возбудила разбирательство об установлении отцовства против Z., утверждая, что ребенок был зачат от связи с ним. Она ссылалась на рукописное заявление, подписанное Z., в котором он признавал отцовство и обещал выплачивать средства на его содержание. Суд назначил медицинскую экспертизу, но Z. не явился в Институт судебной медицины и не присутствовал на судебных заседаниях. В 2003 году суд отметил, что мать заявителя решила отказаться от судебно-медицинской экспертизы и допроса свидетелей, и отклонил ее требования как необоснованные. Она подала жалобу на решение, которая была признана неприемлемой из-за отсутствия оснований. Несмотря на уведомление, представитель муниципальной службы опеки не явился в судебное заседание.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции. Европейский Суд должен удостовериться в том, нарушило ли государство-ответчик, проводя разбирательство об установлении отцовства по отношению к заявителю, свое позитивное обязательство, предусмотренное ст.8 Конвенции. Согласно национальному законодательству служба опеки осуществляла защиту интересов несовершеннолетних и недееспособных лиц, включая судебные разбирательства с их участием. Однако служба опеки не приняла участия в разбирательстве, несмотря на свою обязанность, в то время как заявитель или его мать не были представлены адвокатом. Несмотря на эти длящиеся недостатки, суд не принял процессуальных мер, направленных на обеспечение явки представителя службы опеки. Кроме того, отсутствие последнего не было уравновешено иными мерами, направленными на защиту интересов ребенка в разбирательстве, такими как назначение адвоката или привлечение к слушаниям представителя прокуратуры, хотя тот же суд считал это необходимым. Власти не приняли мер для установления контактов со свидетелями, которых мать ребенка считала нужным вызвать после того, как первая попытка сделать это оказалась неудачной. С учетом наилучших интересов ребенка и правил, требующих участия службы опеки или представителя прокуратуры в разбирательстве об отцовстве, власти обязаны были действовать в интересах заявителя, чтобы компенсировать сложности, с которыми столкнулась его мать, и избегать его оставление без защиты.

Мать заявителя также пользовалась услугами социальных служб в связи с собственной инвалидностью. Хотя Европейский Суд не мог установить, могла ли она в период, относящийся к обстоятельствам дела, защищать интересы своего ребенка в полном объеме, он подчеркнул, что в контексте исчерпания внутренних средств правовой защиты следует учитывать уязвимость определенных лиц и их неспособность в некоторых случаях последовательно отстаивать свою позицию или отстаивать ее вообще. Национальное законодательство не предусматривало мер, способных принудить ответчика к прохождению экспертизы отцовства, назначенной судами. Это могло отражать необходимость защиты третьих лиц путем исключения возможности принуждения к прохождению медицинских анализов любого рода, особенно анализов ДНК. Общей практикой является учет судами при принятии решения того факта, что одна из сторон пыталась препятствовать установлению определенных фактов. В настоящем деле суды не сделали выводов из отказа Z. от сотрудничества.

Национальные суды не установили справедливого равновесия между правом заявителя, ребенка, на обеспечение его интересов в разбирательстве об установлении отцовства и правом его предполагаемого отца не принимать участие в разбирательстве или на отказ от экспертизы отцовства.

По делу допущено нарушение требований ст.8 Конвенции (принято единогласно).

«Наилучшие интересы ребенка» в контексте содержания детей мигрантов

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 19.01.2012г. ПО ДЕЛУ «ПОПОВ (POPOV) ПРОТИВ ФРАНЦИИ» (Жалоба N 39472/07, 39474/07)

По делу обжалуется административное содержание иностранных родителей и их малолетних детей в течение 15 дней в ожидании высылки.

Заявители являются семейной парой, которая прибыла из Казахстана во Францию в 2002 году, двое их детей родились во Франции. Родители утверждали, что являлись жертвой систематических преследований в Казахстане из-за их русского происхождения и православной веры. Они обратились за предоставлением убежища, но их ходатайства были отклонены, как и заявления о выдаче вида на жительство. 27 августа 2007 г. родители и их дети, которым в то время было пять месяцев и три года соответственно, были задержаны дома и доставлены в полицейский изолятор. В тот же день было принято решение об их административном содержании в гостинице. На следующий день они были привезены в аэропорт для высылки в Казахстан. Однако вылет был отменен, и они не попали в самолет. Затем заявители были доставлены в Руан-Уассельский центр административного содержания, рассчитанный на содержание семей. 29 августа 2007 г. судья «по свободам и заключению» продлил на две недели срок их содержания под стражей. Заявители были доставлены в аэропорт 11 сентября 2007 г., но вторая попытка выслать их также оказалась неудачной. Отметив, что заявители не несут ответственности за эту неудачу, судья распорядился об их освобождении. В 2009 году заявителям был предоставлен статус беженцев, о котором они ходатайствовали до задержания, на том основании, что справки, которые префектура наводила у властей Казахстана в нарушение конфиденциальности ходатайств о предоставлении убежища, сделали возвращение в эту страну опасным для них.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции. Пребывание заявителей в центре содержания в течение двух недель в условиях, приближавшихся к тюремным, которые свойственны такому виду учреждений, составляло вмешательство в их право на уважение семейной жизни. Эта мера преследовала законную цель борьбы с незаконной иммиграцией и контроля въезда и проживания иностранцев во Франции. Она служила, в частности, защите национальной безопасности, правопорядка и экономики страны и предотвращения преступлений. Однако меры лишения свободы должны быть пропорциональными цели, преследуемой властями, которой в настоящем деле являлась высылка заявителей. Имея дело с семьями, власти были обязаны при рассмотрении пропорциональности меры учитывать наилучшие интересы детей. Имеется широкий консенсус — в том числе в международном праве — что все решения относительно детей должны защищать их наилучшие интересы. В настоящем деле отсутствовала особая угроза того, что заявители скроются, что могло бы оправдать их содержание под стражей. Таким образом, их содержание под стражей, по-видимому, не оправдывалось какой-либо неотложной общественной потребностью, особенно ввиду того, что их пребывание в гостинице в период первоначального административного содержания не вызывало никаких проблем. Информация, предоставленная государством-ответчиком, не свидетельствует о том, что рассматривались альтернативы содержанию под стражей, такие как домашний арест или содержание в гостинице. Наконец, факты дела не указывают, что власти приняли все меры для исполнения меры высылки и сокращения длительности содержания семьи под стражей. Вместо этого заявители содержались в течение двух недель в отсутствие меры по организации вылета. Европейский Суд учел, что аналогичная жалоба на содержание четырех детей совместно с матерью в течение месяца была признана неприемлемой, несмотря на то, что альтернатива содержанию под стражей не предусматривалась <*>. Тем не менее ввиду вышеизложенных фактов и недавнего развития прецедентной практики относительно «наилучших интересов ребенка» в контексте содержания детей мигрантов Европейский Суд нашел, что наилучшие интересы ребенка требовали не только совместного содержания членов семьи, но и принятия властями всех возможных мер для ограничения содержания под стражей семей с малолетними детьми и эффективной защиты их права на уважение семейной жизни. Поскольку отсутствовали основания полагать, что семья скроется, две недели содержания в закрытом учреждении были непропорциональны преследуемой цели.

      – ------------------------------

<*> См. Постановление Европейского Суда от 19 января 2010 г. по делу «Мусхаджиева и другие против Бельгии» (Muskhadzhiyeva and Others v. Belgium), жалоба N 41442/07, «Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека» N 126.

По делу допущено нарушение требований ст.8 Конвенции (принято единогласно).

Национальные суды не обеспечили должного рассмотрения наилучших интересов ребенка в деле заявителя

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 15.09.2011г. ПО ДЕЛУ «ШНЕЙДЕР (SCHNEIDER) ПРОТИВ ГЕРМАНИИ» (Жалоба N 17080/07)

По делу обжалуется отказ возможному биологическому отцу в доступе к ребенку без рассмотрения вопроса о наилучших интересах ребенка.

В мае 2002 — сентябре 2003 года заявитель имел связь с замужней женщиной, и он утверждает, что являлся биологическим отцом ее сына, рожденного в марте 2004 года, юридическим отцом которого являлся муж женщины. Хотя женщина и ее муж признали, что заявитель мог быть биологическим отцом, они решили не удостоверять отцовство в интересах своей семьи. После рождения мальчика заявитель обратился в национальные суды для признания права доступа к ребенку и регулярного информирования о его развитии, но его обращение было отклонено на том основании, что даже если предположить, что он являлся биологическим отцом, он не относился к такой категории лиц, как юридический отец или лицо, имеющее социальные и семейные связи с ребенком, которые имели бы право доступа к ребенку в соответствии с Гражданским кодексом. После рассмотрения жалобы решение было оставлено без изменения, и Федеральный конституционный суд оставил жалобу в порядке конституционного судопроизводства без рассмотрения.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции. Не исключалось, что преднамеренная связь заявителя с мальчиком относилась к сфере «семейной жизни». Хотя заявитель не сформировал семейной связи с ребенком, это объяснялось тем, что он был лишен возможности принятия ответственности за него против воли юридических родителей. Однако заявитель имел постоянную связь с матерью ребенка в течение более чем года и в достаточной степени продемонстрировал заинтересованность и привязанность к ребенку до и после его рождения: ребенок был запланирован, заявитель сопровождал мать на медицинские обследования, связанные с ее беременностью, и признавал свое отцовство до рождения ребенка. В любом случае, даже если правоотношения между заявителем и ребенком не достигали уровня семейной жизни, они, тем не менее, составляли важную часть личности заявителя и, таким образом, его «личной жизни». Отказ национальных судов в доступе к ребенку и информировании о мальчике составлял вмешательство, которое было предусмотрено соответствующими положениями Гражданского кодекса и преследовало законную цель защиты прав и свобод других лиц.

Что касается необходимости вмешательства в демократическом обществе, Европейский Суд отметил, что национальные суды приняли решение, не рассматривая вопроса о том, отвечало ли при конкретных обстоятельствах дела наилучшим интересам ребенка предоставление заявителю доступа к нему и информации о нем или преобладал интерес заявителя над интересом юридических родителей. Национальные суды также не рассматривали причины, по которым заявитель ранее не сформировал «социальную и семейную связь», а также не учли тот факт, что по правовым и практическим причинам он был лишен возможности это сделать. Что касается довода государства-ответчика о том, что систематическое придание приоритета существующей юридической семье по отношению к правам биологических отцов гарантирует стабильность, Европейский Суд не убежден в том, что наилучший интерес ребенка заключается в проживании с юридическим отцом при том, что наличие биологического отца может быть достоверно определено с помощью общего правового предположения. Рассмотрение вопроса о наилучшем интересе ребенка имеет важнейшее значение в каждом деле подобного рода, и ввиду большого разнообразия семейных ситуаций, которые могут быть затронуты, справедливое уравновешивание прав всех причастных лиц делает необходимым рассмотрение конкретных обстоятельств каждого дела. Национальные суды не обеспечили такого рассмотрения в деле заявителя и потому не привели достаточных мотивов, оправдывающих вмешательство в его права.

По делу допущено нарушение требований ст. 8 Конвенции (принято единогласно).

Власти не установили справедливое равновесие между публичным интересом в обеспечении эффективного иммиграционного контроля и необходимостью пребывания заявительницы в стране в наилучших интересах детей

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 28.06.2011 ПО ДЕЛУ «НУНЕС (NUNEZ) ПРОТИВ НОРВЕГИИ» (Жалоба N 55597/09)

По делу обжалуются решения национальных органов о высылке и запрете на повторный въезд, которые повлекли бы двухлетнее отделение от малолетних детей матери, виновной в нарушении иммиграционного законодательства.

Заявительница, гражданка Доминиканской Республики, была выслана из Норвегии в 1996 году с двухлетним запретом на въезд после осуждения за совершение преступления. Через четыре месяца она повторно въехала в страну по подложному удостоверению личности и вышла замуж за норвежского подданного. Она продолжала проживать и работать там незаконно, используя разрешения, полученные обманным путем. Впоследствии она развелась и вступила в сожительство с оседлым негражданином, от которого имела двух дочерей, 2002 и 2003 годов рождения. В апреле 2005 года иммиграционные органы, которые были осведомлены о том, что с 2001 года пребывание заявительницы в стране является незаконным, решили выслать ее и запретить ей въезд на два года. Ее жалобы в национальные суды были отклонены. Тем временем после развода с отцом детей в октябре 2005 года заявительница приняла опеку над детьми до мая 2007 года, когда опека была передана отцу в связи с тем, что суд, рассматривавший дело, установил, что перспектива отмены постановления о высылке заявительницы является незначительной. Заявительнице было предоставлено право общения с детьми.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции. В делах, затрагивающих семейную жизнь и иммиграцию, пределы обязательства государства допускать на свою территорию родственников проживающих там лиц колеблются в зависимости от особых обстоятельств заинтересованных лиц и общего интереса. В этом контексте имеют значение пределы прерывания семейной жизни, степень связей, имеющихся в государстве-участнике, имеются ли непреодолимые препятствия для проживания семьи в стране происхождения одного или нескольких ее членов и имеются ли факторы иммиграционного контроля или доводы публичного порядка в пользу высылки. Если семейная жизнь создавалась при осведомленности о спорном иммиграционном статусе одного из членов семьи, удаление этого члена было бы совместимым с требованиями ст.8 Конвенции только при исключительных обстоятельствах.

В деле заявительницы Европейский Суд отметил, что публичный интерес в пользу ее высылки заметно нарушал равновесие при оценке пропорциональности: допущенные ею нарушения иммиграционного законодательства имели отягчающий характер, поскольку она пренебрегла запретом на повторный въезд, умышленно сообщила ложную информацию о своей личности, прежнем пребывании в стране и судимости и получила разрешение на жительство, работу и проживание, на которые не имела права. Она проживала и работала в стране незаконно с момента повторного въезда и потому не могла иметь разумных ожиданий относительно законного проживания там. Она также имела прочные связи со своей страной происхождения.

Однако Европейский Суд должен также особо принять во внимание интересы детей. В этой связи он отметил, что заявительница первоначально осуществляла уход за детьми с момента их рождения до 2007 года, когда, в основном ввиду решения о ее высылке, опека над ними была передана отцу, а она пользовалась правом на обширные контакты. Таким образом, дети остались бы в Норвегии, где они проживали всю жизнь, с целью проживания с отцом, оседлым мигрантом. Вследствие этих событий они претерпели стресс и имели бы сложности понимания причин их расставания с матерью. Такое отделение, по всей вероятности, продолжалось бы два года, что является длительным сроком для маленьких детей, в отсутствие гарантий того, что мать сможет вернуться к ним после его истечения. Европейский Суд также отметил, что, несмотря на осведомленность о незаконном характере пребывания заявительницы с 2001 года, власти приняли решение о ее высылке только в 2005 году, что едва ли может рассматриваться как оперативный и эффективный иммиграционный контроль.

С учетом вышеизложенного Европейский Суд при конкретных и исключительных обстоятельствах дела не убежден в том, что интересы детей были приняты во внимание для целей ст.8 Конвенции, и установил, что власти не установили справедливое равновесие между публичным интересом в обеспечении эффективного иммиграционного контроля и необходимостью пребывания заявительницы в стране в наилучших интересах детей.

Высылка составит нарушение требований ст.8 Конвенции (вынесено пятью голосами «за» и двумя — «против»).

Власти не предприняли разумных мер по исполнению решения об опеке

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 14 июня 2011 года по делу «ХАНАМИРОВА (KHANAMIROVA) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» (Жалоба N 21353/10)

По делу заявительница обжалует неисполнение судебного решения, присудившего ей опеку над ребенком.

12 августа 2008 г. Ленинский районный суд Махачкалы рассмотрел дело заявительницы. Суд удовлетворил требования заявительницы по существу, расторгнул брак, присудил алименты в пользу заявительницы и установил опеку над сыном.

28 января 2011 г., в дату, когда власти Российской Федерации представили свои последние объяснения, решение от 12 августа 2008 г. еще не было исполнено.

Европейский суд указал, что обязательство национальных органов принять меры для осуществления воссоединения не является абсолютным, поскольку воссоединение родителей с детьми, которые жили некоторое время с другим родителем, может не быть осуществлено немедленно и может потребовать принятия подготовительных мер. Характер и возможность такой подготовки зависят от конкретных обстоятельств каждого случая, но важными компонентами являются также понимание и сотрудничество всех заинтересованных лиц. Хотя национальные власти должны приложить все усилия, чтобы облегчить подобное сотрудничество, любое обязательство применить принуждение в этой области должно быть ограничено, поскольку должны быть приняты во внимание интересы, права и свободы всех заинтересованных лиц, в частности, наилучшие интересы ребенка и его права, предусмотренные ст.8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 8 января 2008 г. по делу «P.P. против Польши» (P.P. v. Poland), жалоба N 8677/03, § 82, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Хокканен против Финляндии», § 53, и Постановление Европейского Суда по делу «Игнакколо-Зениде против Румынии» (Ignaccolo- Zenide v. Romania), жалоба N 31679/96, § 96, ECHR 2000-I). Адекватность меры определяется быстротой ее реализации, поскольку с течением времени могут возникнуть непоправимые последствия для отношений между ребенком и родителем (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «P.P. против Польши», § 83).

Европейский Суд сделал заключение, что российские власти не предприняли безотлагательно всех мер, которые было бы разумно от них ожидать, для исполнения решения суда в отношении установления опеки заявительницы над сыном, и тем самым нарушили право на уважение семейной жизни заявительницы, гарантированное ст.8 Конвенции.

Соответственно, имело место нарушение ст.8 Конвенции.

Наилучшие интересы ребенка вынудили суды избрать более ограничительный порядок, который позволил бы ребенку постепенно привыкнуть к изменению пола отца

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 30.11.2010г. ПО ДЕЛУ «P.V. (P.V.) ПРОТИВ ИСПАНИИ» (Жалоба N 35159/09)

По делу обжалуются ограничения доступа транссексуала к ее ребенку.

Заявительница является транссексуалом типа «мужчина-женщина». До изменения пола она была женатой и имела сына. В 2002 году судья вынес решение о разводе и утвердил заключенное ими мировое соглашение, в соответствии с которым ребенок оставался у матери, но родительские права осуществлялись совместно и был установлен порядок контактов отца с ребенком. В 2004 году бывшая жена заявительницы просила лишить отца родительских прав и прекратить встречи, ссылаясь, в частности, на то, что заявительница проходит лечение, направленное на изменение пола. Судья первой инстанции решил ограничить встречи; это решение было оставлено без изменения Провинциальным судом. В 2008 году жалоба заявительницы в порядке конституционного судопроизводства была отклонена.

По поводу соблюдения ст.8 Конвенции во взаимосвязи со ст.14 Конвенции. Транссексуализм заявительницы обусловил возбуждение бывшей женой разбирательства с целью изменения порядка контактов, установленного во время развода. Транссексуализм неоспоримо охватывается ст.14 Конвенции. В своих решениях национальные суды подчеркивали, что транссексуализм заявителя не являлся причиной ограничения первоначального порядка контактов. Они приняли во внимание ее эмоциональную нестабильность и угрозу того, что она перейдет на ребенка, которому в начале национального разбирательства было шесть лет, и нарушит его психологическое равновесие. Конституционный Суд, например, указал на несомненную угрозу психическому благополучию ребенка и развитию его личности ввиду его возраста. Эмоциональная нестабильность заявительницы была отмечена в заключении психологической экспертизы, назначенной по инициативе судьи первой инстанции; она добровольно прошла обследование и не оспаривала его результаты в установленный срок. Кроме того, судья первой инстанции не лишил заявительницу родительских прав или контактов, как того требовала мать, но установил новый порядок контактов на постепенной и пересматриваемой основе в соответствии с рекомендациями экспертного заключения. Мотивировка национальных судов позволяет предположить, что транссексуализм заявителя не являлся решающим фактором для решения об изменении первоначального порядка контактов. Преобладающее значение имели наилучшие интересы ребенка, которые вынудили суды избрать более ограничительный порядок, который позволил бы ребенку постепенно привыкнуть к изменению пола отца. Этот вывод подкрепляется тем фактом, что порядок контактов дважды расширялся в 2006 году, несмотря на то что изменения в половом статусе заявительницы в этот период отсутствовали.

По делу требования ст.8 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

Национальные суды не учли, что наилучший интерес ребенка требовал однозначного ответа на вопрос о том, был ли А. ее отцом

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 7 мая 2009 года ПО ДЕЛУ «КАЛАЧЕВА (KALACHEVA) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» (Жалоба N 3451/05)

По делу обжалуется отказ российских судов установить факт происхождения внебрачного ребенка заявителя от биологического отца ее дочери на основании экспертизы ДНК.

Заявительница 11 ноября 2003 г. обратилась в Кировский районный суд г. Астрахани с иском об установлении отцовства и взыскании алиментов к А., с которым она предположительно состояла в отношениях с 2000 года. 15 декабря 2003 г. суд назначил проведение ДНК-теста. Образцы крови были взяты в г. Астрахани и направлены в специализированный институт в г. Москве для судебно-генетической экспертизы. Согласно экспертному заключению, представленному 19 марта 2004 г., вероятность того, что А. являлся отцом дочери заявительницы, составляла 99,99%. 2 июня 2004 г. суд заслушал представителя ответчика, который оспаривал допустимость ДНК- теста в связи с процессуальными нарушениями, и заявительницу, которая настаивала на его правильности; и отклонил требования заявительницы в полном объеме. Он счел, что заявительница не доказала свои утверждения. Суд счел, что иные доказательства, представленные заявительницей, а именно фотография, на которой она была изображена с ответчиком, и карточка на ее имя, выданная общежитием, в котором они предположительно встречались, недостаточны, чтобы прийти к выводу о том, что ответчик был отцом ее ребенка.

Заявительница и ее адвокат обжаловали указанное решение, прося направить дело на новое рассмотрение по причине нарушения судом гражданско-процессуального законодательства. 29 июня 2004 г. Астраханский областной суд оставил решение от 2 июня 2004 г. без изменения. Он указал, что в соответствии с гражданско-процессуальным законодательством заключение эксперта не имеет обязательной силы для суда и что в настоящем деле ДНК-тест, проведенный с нарушением применимой процедуры, не подкреплялся иными доказательствами.

20 июня 2005 г. Верховный Суд Российской Федерации отклонил надзорную жалобу, поданную адвокатом заявительницы.

Европейский Суд указал, что в соответствии со ст.8 Конвенции при принятии решения по заявлению об установлении отцовства суды должны уделять особое внимание наилучшим интересам ребенка (см. Постановление Европейского Суда от 17 июля 2007 г. по делу «Евремович против Сербии» (Jevremovic v. Serbia), жалоба N 3150/05, § 109). В настоящем деле наилучший интерес ребенка требовал однозначного ответа на вопрос о том, был ли А. ее отцом. Представляется, что этот вопрос не мог быть удовлетворительно разрешен без ДНК-теста и второй тест был необходим постольку, поскольку первый был признан недопустимым по формальным процедурным причинам. Заявительница действительно не просила назначить повторный тест, как указали власти Российской Федерации. Однако из формулировки Гражданского процессуального кодекса следует, что суд по своему усмотрению имеет право назначить повторную экспертизу, если правильность первого экспертного заключения вызывает сомнения (см. § 15 настоящего Постановления). Это имеет особую важность для настоящего дела, в котором нарушение правила, касающегося процедуры забора образцов, если оно имело место, было допущено Бюро судебно-медицинской экспертизы, то есть государственным учреждением. Учитывая это обстоятельство, суды страны, ограничившись признанием первого назначенного судом ДНК-теста недопустимым без назначения нового теста, не применили чт.2 ст.87 Гражданского процессуального кодекса в свете принципов, установленных ст.8 Конвенции.

При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что подход национальных властей при рассмотрении дела заявительницы не был совместим с позитивным обязательством государства по установлению справедливого равновесия между конкурирующими интересами сторон разбирательства с надлежащим учетом наилучших интересов ребенка.

Таким образом, имело место нарушение ст.8 Конвенции.

Лица, добросовестно полагающие, что действуют в наилучших интересах ребенка, не должны опасаться подвергнуться преследованию в уголовном или гражданском порядке, принимая решение, сообщать ли о своих подозрениях работникам здравоохранения или социальных служб

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 02.12.2008г. ПО ДЕЛУ «ЮППАЛА (JUPPALA) ПРОТИВ ФИНЛЯНДИИ» (Жалоба N 18620/03)

По делу обжалуется привлечение к уголовной ответственности за диффамацию в связи с сообщением врачу о предполагаемом насилии в отношении ребенка.

Заявительница обратилась к врачу по поводу кровоподтека на спине своего трехлетнего внука. Она выразила опасение, что травма могла быть причинена отцом мальчика, и передала врачу слова ребенка о том, что его ударили. Врач указал в заключении, что кровоподтек мог быть вызван ударом и что мальчик в ответ на вопрос повторил, что его ударил отец. Затем он поставил в известность службы по защите детей. Впоследствии заявительнице было предъявлено уголовное обвинение в диффамации, поскольку она без разумного основания сообщила врачу предположение о том, что ребенок подвергается насилию со стороны отца. Ее осудил апелляционный суд и обязал выплатить 3 365,67 евро в качестве компенсации морального вреда и судебных расходов. Указанный суд постановил, что обсуждение кровоподтека с ребенком, которому в то время было всего три года, и сообщение, что отец ударил его, не давали достаточно разумного основания для обвинения в насилии. Верховный суд отказал в разрешении на обжалование.

Осуждение заявительницы представляло собой вмешательство в ее право на свободу выражения мнения и преследовало правомерную цель защиты репутации или прав иных лиц. Как осуждение, так и возложение на заявительницу обязанности выплаты компенсации были предусмотрены законом. В рамках настоящего дела основным является вопрос о том, как достичь надлежащего равновесия интересов в ситуации, когда родитель необоснованно подозревается в насилии над своим ребенком, и в то же время необходимо защищать детей, находящихся в группе риска, от серьезного вреда, и учитывая при этом сложность выявления насилия в отношении детей. Серьезность социальной проблемы насилия в отношении них требует, чтобы лица, добросовестно полагающие, что действуют в наилучших интересах ребенка, не опасались подвергнуться преследованию в уголовном или гражданском порядке, принимая решение, сообщать ли о своих подозрениях работникам здравоохранения или социальных служб. Дело заявительницы вызывает тревогу, поскольку апелляционный суд счел, что она не имела права повторить слова ребенка о том, что его ударил отец, хотя не было сомнений, что она видела спину своего внука с кровоподтеком. По мнению Европейского Суда, люди должны свободно высказывать добросовестные подозрения относительно насилия над детьми в контексте приемлемой процедуры сообщения, без опасения осуждения за преступление или взыскания компенсации морального вреда или понесенных расходов. Отсутствовали предположения о том, что заявительница действовала неосмотрительно: напротив, даже работник здравоохранения принял решение о необходимости поставить в известность о ситуации органы по защите интересов детей. В итоге лишь в исключительных случаях ограничение свободы выражения мнения в указанной области могло быть признано необходимым в демократическом обществе. В деле заявительницы достаточные основания для вмешательства в ее право на свободу выражения мнения отсутствовали, таким образом, вмешательство не отвечало настоятельной общественной потребности.

По делу допущено нарушение требований ст. 10 Конвенции (принято единогласно).

Вышестоящий суд отменил решение несмотря на то, что нижестоящими судами был глубоко изучен вопрос о том какой вес следует придавать взглядам детей

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 09.05.2006г. ПО ДЕЛУ «С. (C.) ПРОТИВ ФИНЛЯНДИИ» (Жалоба N 18249/02)

По делу обжалуется решение Верховного суда Финляндии, назначившего опекуном двух детей человека, с которым они проживали, а не отца этих детей, учитывая желание детей остаться с этим человеком.

Заявитель по настоящему делу, подданный Соединенного Королевства, проживал со своей бывшей женой, гражданкой Финляндии, и двумя детьми в Швейцарии до тех пор, пока супруги не развелись. После развода мать с детьми вернулась в Финляндию и начала сожительствовать с некоей L. После продолжительного судебного разбирательства по вопросу об установлении опеки над детьми, которое завершилось вынесением решения Верховного суда Финляндии в 1997 году, опека над детьми была поручена исключительно их матери. В это же время заявитель подал жалобу в Европейский Суд, которая была отклонена. Настоящая жалоба касается судьбы детей после смерти их матери в 1999 году. И заявитель, и L. претендовали на то, чтобы их назначили опекунами детей. Губернский суд, а впоследствии и Апелляционный суд поручили опеку над детьми заявителю. Несмотря на то, что дети выразили свое желание жить с L. и боялись возвращаться в Швейцарию, финские суды сочли, что натянутые отношения заявителя и L. повлияли на мнение детей, и пришли к выводу о важности отношений детей с заявителем для их гармоничного развития. Однако Верховный суд Финляндии отменил решения нижестоящих судов на основании того, что по финскому законодательству они не подлежали бы исполнению из-за возраста детей (14 и 12 лет) и их желания остаться с сожительницей своей матери. При этом Верховный суд Финляндии не проводил прений сторон и не рассматривал еще раз доказательства, представленные при разбирательстве дела в нижестоящих судах; суд не счел необходимым провести дополнительную психологическую экспертизу, как того требовал заявитель.

По поводу соблюдения требований ст.8 Конвенции: вопрос об отказе назначить заявителя опекуном детей. Ст. 8 Конвенции требует от национальных властей соблюдать справедливое равновесие между интересами ребенка и интересами его родителей; в процессе достижения этого равновесия особое внимание необходимо уделять наилучшим интересам ребенка, которые, в зависимости от их характера и степени их серьезности, могут перевешивать интересы его родителей. В частности, ст.8 Конвенции не управомочивает отца или мать ребенка на то, чтобы были приняты меры, которые повредили бы здоровью и развитию ребенка. Следовательно, финские суды рассматривали вопрос о том, отвечает ли наилучшим интересам детей жить с L. или с заявителем, который был назначен их опекуном, исключительно с точки зрения соблюдения описанных выше принципов. Это говорит о том, что, несмотря на однажды возникшую и все еще продолжающуюся неприязнь взрослых друг к другу, негативно отразившуюся на детях, финские суды не приходили к выводу, что заявитель каким-либо образом не пригоден к выполнению отцовского долга или не способен содержать детей и ставить их интересы на первое место.

Право контроля за решениями нижестоящих судов и, в случае необходимости, право отмены этих решений действительно принадлежит вышестоящим апелляционным судам, а если они придерживаются иного мнения, то это само по себе не приводит к возникновению каких-либо спорных вопросов, Европейский Суд, тем не менее, учитывая важность решения Верховного Суда Финляндии для заявителя, должен проверить, опиралось ли оно на соответствующие и достаточные основания. Европейский Суд считает, что он не может удовлетворительно оценить «достаточность» этих оснований с точки зрения пункта 2 ст.8 Конвенции, не установив в это же время, обеспечивал ли в целом процесс принятия этого решения необходимую защиту интересов заявителя.

Прежде всего, Верховный суд Финляндии придал решающее значение желанию детей остаться с L. в Финляндии, сославшись на закон, препятствующий исполнению решений, которые были приняты против воли детей, достигших 12 лет. Общепризнанно, что по такого рода делам суды обязаны считаться с желаниями детей. Надо заметить: все судебные инстанции, рассматривавшие данное дело, в сущности, сошлись на том, что убеждения детей были сильны и последовательны. Следовательно, основания, на которые ссылался Верховный суд Финляндии, несомненно были существенными. Вопрос о том, какой вес следует придавать взглядам детей, был, однако, достаточно глубоко изучен в ходе разбирательства дела в нижестоящих судах, которые пришли к выводу, что, несмотря на желание детей жить с L., в их наилучших интересах поручить опеку над ними заявителю, их отцу. В самом деле, Апелляционный суд подчеркнул, что он не обязан следовать мнению ребенка, даже если он уже достиг 12 лет. Тем не менее Верховный суд Финляндии придал исключительное значение взглядам детей, не приняв во внимание никаких других обстоятельств, в частности прав заявителя как отца этих детей, фактически предоставив детям, которые оба достигли 12 лет, не ограниченное никакими условиями право вето, отменив судебные решения, которые до этого момента выносились в пользу заявителя. Более того, отменяя решения нижестоящих судов, Верховный суд Финляндии не провел прений сторон, в ходе которых он мог бы предложить им обратиться к этому вопросу; он не предпринял никаких мер, чтобы выяснить, рассмотрев дополнительные доказательства или заказав экспертное заключение, допускают ли собранные по делу доказательства какое-либо иное толкование или будет ли благополучию детей нанесен больший ущерб решением в пользу заявителя, нежели решением в пользу L., которое фактически лишило бы их связи с отцом. То, как было принято решение, о котором идет речь по делу, несомненно, создало у заявителя впечатление, что L., сожительнице матери детей, позволили манипулировать этими детьми и судебной системой с тем, чтобы неправомерно лишить его роли отца.

Европейский Суд пришел к выводу, что в данном вопросе по делу было допущено нарушение требований ст.8 Конвенции.

По поводу соблюдения требований ст.8 Конвенции: вопрос об отказе заявителю в праве посещать своих детей. Встречи заявителя с детьми действительно благополучно проходили во время разбирательства дела губернским судом, но, когда дело рассматривал Апелляционный суд и ожидалось решение о передаче прав опеки, попытки заявителя посетить детей наталкивались на различные трудности. К этому времени, неважно по какой причине, дети отказывались встречаться с ним одним, а заявитель отвергал любые предложения об участии L. во встречах с детьми. В этих обстоятельствах Европейский Суд считает, что запрет Верховного суда Финляндии на промежуточные встречи с детьми можно считать опирающимся на соответствующие и достаточные основания. Что касается того, что Верховный суд Финляндии не предусмотрел встреч заявителя с детьми после того, как сам же назначил их опекуном L., не похоже, чтобы заявитель ходатайствовал об этих встречах или что он впоследствии подавал жалобы в суд. В обстоятельствах продолжающегося сопротивления детей вполне могли существовать соответствующие и достаточные основания для решения об отказе заявителю в его встречах с детьми. Однако до тех пор, пока суды не примут решение по поданной заявителем жалобе, вопрос в некотором смысле умозрителен.

Европейский Суд пришел к выводу, что в данном вопросе по делу не было допущено нарушения требований ст.8 Конвенции.

Только особо недостойное поведение лица может стать основанием для лишения его родительских прав в наилучших интересах ребенка

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 28.09.2004г. ПО ДЕЛУ «САБУ И ПИРКАЛАБ (SABOU И PIRCALAB) ПРОТИВ РУМЫНИИ» (жалоба N 46572/99)

По делу обжалуется запрет на осуществление родительских прав.

Первый заявитель, журналист, был осужден по обвинению в уголовно наказуемом распространении клеветнических измышлений, и ему были назначены наказание в виде лишения свободы сроком на десять месяцев, а также дополнительное наказание, предусмотренное статьями 71 и 64 Уголовного кодекса, взятыми вместе, а именно: лишение его среди прочего родительских прав на срок отбывания основного наказания в виде лишения свободы.

Выдержка из текста Постановления по делу (по поводу ст.8 Конвенции):

«Европейский Суд отмечает, прежде всего, что запрет на осуществление родительских прав, наложенный в отношении первого заявителя, приравнивается к вмешательству государства в реализацию им права на уважение его семейной жизни <…>. Остается вопрос, преследовал ли этот акт вмешательства законную цель государства. В этой связи Европейский Суд отмечает, что, по мнению государства-ответчика, целью государства было обеспечить безопасность, нравственность несовершеннолетних и их возможность получить образование. Европейский Суд указывает, что по делам такого рода главное соображение, которым должно руководствоваться государство, — это наилучшие интересы ребенка. Интересы ребенка должны превалировать над всеми другими соображениями, и что только особо недостойное поведение лица может стать основанием для лишения его родительских прав в наилучших интересах ребенка.

Европейский Суд отмечает, что по данному делу преступление, за которое был осужден заявитель, было абсолютно не связано с вопросами осуществления осужденным его родительских обязанностей, и что ни разу не было сделано обвинение в его адрес по поводу того, что он не заботится о своих детях или плохо с ними обращается. Европейский Суд отмечает что, в соответствии с законодательством Румынии запрет на осуществление родительских прав применяется властями автоматически и негибко в качестве дополнительного наказания, назначаемого любому лицу, осуждаемому к лишению свободы, без осуществления в таких случаях судебного надзора, учета характера преступления, за совершение которого осуждается лицо, и интересов ребенка. Соответственно, такое дополнительное наказание представляет собой, скорее, моральную санкцию, направленную на то, чтобы покарать осужденное лицо, а не меру по защите интересов ребенка.

С учетом этих обстоятельств Европейский Суд считает, что государство- ответчик не доказало, что лишение первого заявителя родительских прав в абсолютном смысле и в смысле применения закона соответствовало какому- либо первостепенному требованию соблюсти интересы ребенка и что оно преследовало законную цель государства, а именно: обеспечить безопасность, нравственность несовершеннолетних и их возможность получить образование. Из вышесказанного следует, что по делу имело место нарушение ст. 8 Конвенции в отношении первого заявителя».

Интересы приемных родителей и удочеренных детей вошли в противоречие. По делам о взаимоотношениях, основанных на усыновлении, еще более важно отдавать приоритет интересам ребенка.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 22.06.2004г. ПО ДЕЛУ «ПИНИ И БЕРТАНИ, МАНЕРА И АТРИПАЛЬДИ (PINI AND BERTANI, MANERA AND ATRIPALDI) ПРОТИВ РУМЫНИИ» (жалобы N 78028/01, 78030/01)

По делу ставится вопрос о применимости положений Статьи 8 Конвенции к ситуации, в которой оказались приемные родители, не имеющие никаких тесных связей с детьми, которых они удочерили, будучи за рубежом; при этом удочеренные дети продолжали оставаться в детском доме после их удочерения.

Заявители жалоб — две итальянские супружеские пары. Каждая из этих пар получила разрешение на удочерение румынского ребенка на основании вступившего в силу решения суда. Девочки, о которых идет речь, после того, как их оставили родители, проживали в частном детском доме. В соответствии с решениями судов, вынесенными в Румынии 28 сентября 2000 г., должны были быть дополнены свидетельства о рождении этих детей и выданы новые свидетельства о рождении. Акты удочерения были признаны соответствующими действующему законодательству Румынии и нормам Гаагской Конвенции от 29 мая 1993 г. о защите детей и сотрудничестве в отношении иностранного усыновления.

Вступившими в законную силу судебными решениями, вынесенными в июне и августе 2001 года, администрации детского дома предписывалось передать детей и их свидетельства о рождении заявителям. Удочеренные дети из детского дома не выехали. Администрация детского дома неоднократно обжаловала акты исполнительного производства, но жалобы отклонялись. Однако судебные приставы-исполнители не сумели исполнить решения судов о передаче детей в принудительном порядке. В течение 2002 и 2003 годов администрации детского дома удалось добиться в суде вынесения постановлений о приостановлении исполнения судебных решений об удочерении.

Заявители неоднократно обращались в суд с требованиями об исполнении судебных решений об удочерении, но безуспешно. В то же время администрация детского дома обратилась в суд с ходатайством об аннулировании судебных решений об удочерении. Заявление было отклонено ввиду несоблюдения администрацией детского дома формальных требований.

Двое детей обратились в суд с ходатайством об аннулировании судебных решений об их удочерении. Одна из них выиграла дело. Недавняя информация, представленная в Европейский Суд, свидетельствует о том, что эти дети живут в детском доме в любом смысле в хороших условиях. Они не желают покидать его, чтобы войти в семьи заявителей, о которых у детей имеется лишь смутное представление. Девочки предпочитают оставаться в своем детском доме, где они, похоже, установили дружеские и душевные связи с другими детьми и с заменяющими им родственников лицами, которых они называют «мамами» и «тетями».

По поводу ст.8 Конвенции. Что касается вопроса о круге связей, которые можно приравнять к «семейной жизни», то Европейский Суд отмечает следующее. Хотя заявители имели контакт со своими приемными дочерьми, у них не было с ними семейных связей де-факто. Европейский Суд, рассматривая дело, принял во внимание различные факторы в попытке установить, имеются ли у заявителей связи, охраняемые положениями ст.8 Конвенции.

Связи между удочеренными детьми и родителями, объявленными приемными родителями на основании вступивших в законную силу и не подлежащих отмене решений судов, возникли на основе законных актов удочерения, которые фиктивными не были. Этими решениями прекращались всякие правоотношения между удочеренными детьми и биологическими родителями и любыми другими субъектами. Акты удочерения по данном делу отвечали требованиям как законов Румынии, так и норм международных конвенций. Надо сказать, что согласия на то, чтобы их удочерили, у удочеренных несовершеннолетних девочек не спрашивали, так как к моменту вынесения судами решений об удочерении им еще не исполнилось 10 лет, а в Румынии по закону, начиная с этого возраста, у несовершеннолетнего необходимо спрашивать согласия на усыновление. При этом установление законами Румынии такого возрастного порога для случаев, когда требуется согласие несовершеннолетнего на его усыновление, не является необоснованным, учитывая, что международными конвенциями за государствами в вопросах усыновления сохранена свобода усмотрения.

В настоящем деле, действительно, совместное проживание приемных родителей и их приемных дочерей еще не состоялось или между ними не были установлены достаточно тесные связи де-факто. Несмотря на это обстоятельство, будущая семейная жизнь заявителей или их потенциальные семейные отношения с приемными девочками отнюдь не находятся вне пределов действия положений ст.8 Конвенции, поскольку это обстоятельство нельзя приписывать каким-либо действиям или бездействию заявителей, которые при удочерении просто следовали порядку усыновления детей, установленному государством-ответчиком (выбор усыновляемого ребенка по фотографиям, без подготовительных контактов).

Кроме того, с момента удочерения заявители всегда считали себя родителями девочек и вели соответственно, прибегая к единственно доступному для них средству, а именно — отправке девочкам писем, написанных на румынском языке. Положения ст.8 Конвенции к данному делу применимы.

Соблюдение государством требований ст.8 Конвенции (вопрос о позитивных обязательствах государства по охране прав человека). В настоящем деле интересы приемных родителей и удочеренных детей вошли в противоречие. Законное устремление заявителей создать свою семью вошло в противоречие с желанием удочеренных девочек остаться в социо-семейном окружении, в котором они выросли. Законное устремление заявителей не может получить абсолютную защиту со стороны положений Конвенции, коль скоро оно вошло в противоречие с отказом детей быть удочеренными иностранными семьями.

Европейский Суд придает особое значение принципу разрешения подобного рода дел в наилучших интересах ребенка, которые пользуются преимуществом перед интересами родителей. По делам о взаимоотношениях, основанных на усыновлении, еще более важно отдавать приоритет интересам ребенка. Интересы заявителей в данном случае уступают по своей важности интересам удочеренных детей. Заявителей официально признали приемными родителями в отсутствие каких-либо конкретных ранее существовавших связей с удочеряемыми детьми, которым на момент удочерения уже исполнилось девять с половиной лет, и которых заявители совсем не знали и не имели с ними никаких душевных связей. На момент возникновения спора девочки приближались к тому возрасту, начиная с которого получение их согласия на удочерение стало бы обязательным требованием. Девочки не восприняли новые семейные связи и возражали против их установления; они даже обратились в суды с возражениями против удочерения, и одна из девочек выиграла дело.

Отказ девочек от удочерения имел определенное значение, поскольку они заявляли свой отказ последовательно, начиная с того возраста, когда они подросли в достаточной мере, чтобы высказывать свое мнение по поводу собственного удочерения. Это неприятие удочерения делает маловероятным гармоничное вхождение девочек в новые приемные семьи. Учитывая интересы ребенка, на румынских властях не лежало некоего абсолютного обязательства обеспечить выезд девочек из страны против их воли и оставить без внимания ведущееся тогда в судах производство по делу, в котором обжаловались законность и существо первоначальных решений об удочерении.

Европейский Суд пришел к выводу, что по делу в этом вопросе требования ст.8 Конвенции нарушены не были (принято шестью голосами «за» и одним «против»).

Недостатки уголовного судебного разбирательства в отношении ребенка с ограниченными умственными способностями

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 15 июня 2004 года ПО ДЕЛУ «S. C. ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА» (Жалоба N 60958/00)

По делу обжалуется лишение прав несовершеннолетнего заявителя на эффективное участие в судебном разбирательстве.

В июне 1999 года заявитель, которому исполнилось 11 лет, и 14-летний мальчик по имени Л.А. (L.A.) подошли на улице к 87-летней женщине. Заявитель попытался отобрать у женщины сумку, вследствие чего она упала на землю и сломала левую руку. Заявитель убежал, а Л.А. остался с пострадавшей. Заявителю было предъявлено обвинение в попытке разбойного нападения. В качестве защиты он ссылался на то, что действовал под давлением Л.A., который ему угрожал.

В августе 1999 года Суд по делам несовершеннолетних (Youth Court), учитывая совершенные заявителем преступления, в числе которых были разбойное нападение, кража со взломом, кража и поджог, счел, что в случае признания заявителя виновным в попытке разбойного нападения, было бы целесообразно назначить ему наказание в виде лишения свободы, и передал его дело в Суд короны (Crown Court). После передачи дела на рассмотрение в суд законные представители заявителя получили два заключения экспертов.

Первое заключение было подготовлено доктором Ронаном Бреннаном (Ronan Brennan), судебным психиатром по делам несовершеннолетних, который в сентябре 1999 года беседовал с заявителем в течение 20 минут, пока заявитель не прекратил этот разговор. Кроме того, 11 октября 1999 г. заявителя обследовала доктор Диана Бэйнс (Diane Baines), клинический психолог — консультант.

В своем заключении доктор Бреннан пришел к выводу, что «у (заявителя) наблюдаются серьезные трудности с обучением, которые проявляются, главным образом, в его способностях выполнять задания, основанные на визуальном восприятии предметов…. Если выразить когнитивные способности (заявителя) в возрастном эквиваленте, то они находятся на уровне между возрастом в 6 лет 2 месяца и возрастом в 8 лет 2 месяца, что означает, что его мыслительные способности значительно являются ограниченными…». Доктор Бреннан порекомендовал подробно объяснять заявителю весь ход судебного процесса в манере, соответствующей познавательным способностям заявителя.

В декабре 1999 года состоялось предварительное судебное слушание по делу. В своих доводах адвокат заявителя ссылался на ст.3 и 6 Конвенции и настаивал на прекращении судебного разбирательства на том основании, что оно было бы проведено с нарушением судебной процедуры вследствие низкой способности заявителя концентрировать внимание и его низкого уровня образования, что означало, что он будет не способен в полной мере осознавать ход судебного разбирательства и принимать в нем участие. Суд отклонил данное ходатайство адвоката

На состоявшемся в декабре 1999 года судебном слушании, которое длилось один день, рядом с заявителем присутствовал социальный работник. От заявителя не требовали занимать место на скамье подсудимых, суд часто объявлял перерывы в своих заседаниях, и было решено отказаться от такой формальности, как ношение париков и мантий.

Заявитель был признан виновным и приговорен к лишению свободы на срок в два с половиной года.

Решением от 19 июня 2000 г. Апелляционный суд отклонил апелляционную жалобу заявителя, отказав в разрешении оспаривать решение суда на основании нарушения судебной процедуры, и счел очевидным, что судья первой инстанции, вынося решение о проведении судебного разбирательства, учел возраст заявителя, уровень его зрелости и его интеллектуальные и эмоциональные способности, а также что суд принял меры для того, чтобы помочь заявителю понять ход судебного разбирательства и принять в нем участие. Апелляционный суд отклонил также и ходатайство о разрешении обжаловать в апелляционном порядке назначенное наказание.

Европейский суд отметил, что рекомендация Доктор Бреннан, по- видимому, была выполнена, по крайней мере, социальным работником, который находился рядом с заявителем во время судебного слушания в Суде короны и который в своем заявлении отметил, что «несмотря на мои попытки объяснить ему ситуацию, (заявитель) не понимал то положение, в котором он оказался. Таким образом, представляется очевидным, что заявитель очень плохо понимал роль присяжных заседателей в судебном процессе и важность произведения на них хорошего впечатления. Еще удивительнее то, что он, по-видимому, не осознал возможность назначения ему наказания в виде лишения свободы и, даже когда наказание было назначено и его отвели в камеры временного содержания, он казался озадаченным и ждал, что сможет пойти домой со своим приемным отцом.

В свете данного свидетельства Европейский Суд не смог прийти к выводу, что заявитель был способен принимать эффективное участие в судебном разбирательстве по своему делу.

Европейский Суд счел, что когда при рассмотрении дела ребенка, такого как заявитель, который, возможно, будет не способен эффективно участвовать в судебном процессе в силу своего юного возраста и ограниченных умственных способностей, вопрос решается в пользу уголовного судопроизводства, а не какой-либо иной формы разрешения дела, направленной, в первую очередь, на удовлетворение наилучших интересов ребенка и общества, важно, чтобы судебное разбирательство в отношении такого ребенка осуществлялось в специальном суде, который уделил бы должное внимание и соответствующим образом учел бы умственные и физические недостатки ребенка и привел в соответствие с ними свою процедуру.

Европейский суд постановил пятью голосами против двух, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

Власти не предпринимали все необходимые меры для принудительного исполнения права доступа к детям, предоставленного заявительнице

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 23.09.2003г. ПО ДЕЛУ «ХАНСЕН (HANSEN) ПРОТИВ ТУРЦИИ» (Жалоба N 36141/97)

По делу обжалуется непринятие властями мер, которые позволили бы матери осуществлять свое право на посещения ее дочерей.

Заявительница — гражданка Исландии, которая проживала в Исландии с турецким гражданином X. Они имели двоих детей, рожденных вне брака, один — в 1981 году, другой — в 1982 году. Заявительница и X. вступили в законный брак в 1984 году, но разошлись в 1989 году. В 1990 году X. уехал в Турцию в отпуск вместе с дочерями, но не вернулся в Исландию и уведомил заявительницу, что дочери останутся с ним в Турции. В 1992 году исландские власти предоставили заявительнице право на опеку над детьми. Хансен позже отправилась в Турцию и возбудила там бракоразводный процесс и дело о передаче ей права опеки над детьми. На слушании дела в Основном суде по гражданским делам дети выразили свое желание остаться с отцом. В ноябре 1992 года Основной суд по гражданским делам предоставил право опеки над детьми их отцу X., поскольку они хорошо адаптировались к условиям их жизни в Стамбуле и к окружению их отца, но суд также предоставил заявительнице право на свидания с детьми (каждый июль в течение 30 дней).

Это решение было отменено и положило собой начало серии передач спора из Основного суда по гражданским делам в Высший кассационный суд и обратно. В этот период у заявительницы было временное право на свидания с детьми. В конце концов в 1996 году Основной суд по гражданским делам пришел к тому же выводу, что и в 1992 году: право опеки над детьми предоставляется их отцу, а матери — право на свидания с детьми. На сей раз это решение было оставлено в силе Высшим кассационным судом. Принимая свое решение, суд исходил из нежелания видеться с матерью, выраженного детьми. Несмотря на право свиданий с детьми, предоставленное заявительнице турецкими судами, в период между мартом 1992 года и августом 1998 года заявительница могла увидеться с детьми только в четырех случаях, хотя приходила в дом X. с судебными исполнителями более 50 раз (при каждом из посещений детей прятали). Последовательный отказ X. исполнять меры по обеспечению свиданий матери с детьми заканчивался для него тем, что уголовные суды несколько раз осуждали его (всякий раз лишение свободы заменялось штрафами в небольших размерах).

По поводу ст.8 Конвенции. Обязательство властей страны предпринимать меры к тому, чтобы облегчать воссоединение родителя и ребенка, не абсолютно и должно быть исследовано в свете необходимости охраны наилучших интересов ребенка. Адекватность любой меры, предпринятой властями, должна быть оценена быстротой ее реализации, так как прохождение времени может иметь непоправимые последствия для отношений между ребенком и родителем. В данном случае, несмотря на судебные решения, предоставляющие заявительнице право на свидание с детьми, власти не предпринимали все необходимые меры для принудительного исполнения права доступа к детям, предоставленного заявительнице, — власти не сделали никаких шагов, чтобы установить местонахождение детей, и были не в состоянии принять против X. эффективные меры: штрафы, наложенные на него, не были адекватными. Принудительные меры со стороны властей были оправданы ввиду полной обструкции X. судебных решений. На всем протяжении длительного производства по делу турецкие власти не пытались получить совет служб социальной помощи или детских психологов с целью облегчить воссоединение заявительницы с ее дочерями, которым не давали никакой реальной возможности развивать отношения с их матерью в спокойной обстановке.

Европейский Суд пришел к выводу о том, что допущено нарушение положений ст.8 Конвенции (принято единогласно).

Решение заслушивать ли показания ребенка в суде по вопросу о свиданиях с родителем зависит от конкретных обстоятельств дела с учетом возраста и уровня зрелости ребенка

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕСПЧ от 08.07.2003г. ПО ДЕЛУ «САХИН (SAHIN) ПРОТИВ ГЕРМАНИИ» (Жалоба N 30943/96)

По делу оспаривается правомерность отказа в свиданиях отца с его ребенком, рожденным вне брака

Заявитель — отец ребенка, рожденного вне брака в 1988 году. Сахин признал свое отцовство и навещал ребенка до октября 1990 года. После этого мать ребенка запретила Сахину любой контакт с ним. Ходатайство заявителя о юридическом закреплении за ним права на свидания с ребенком было отклонено участковым судом со ссылкой на статью 1711 Гражданского кодекса Германии. Эта статья в то время, когда рассматривался иск Сахина, устанавливала, что лицо, осуществляющее опеку над ребенком, рожденным вне брака, вправе определять, разрешить ли свидания отца с ребенком или нет; суд может предоставить отцу право на свидания с ребенком только в случаях, когда это отвечает интересам самого ребенка. Суд, рассматривавший иск, счел, что, в то время как ходатайство заявителя было продиктовано подлинной привязанностью к ребенку, свидания с ребенком не отвечали его интересам наилучшим образом, поскольку против этих свиданий категорически возражала мать.

Заявитель обжаловал решение участкового суда в Суд земли, который назначил провести психологическую экспертизу по делу, чтобы выяснить, отвечали ли свидания отца с ребенком интересам ребенка. Эксперт-психолог после нескольких собеседований с заявителем, ребенком и матерью ребенка пришла к заключению, что доступ отца к ребенку не отвечал интересам самого ребенка. Эксперт-психолог дополнительно указала, что для ребенка, которому тогда было около пяти лет, было бы нежелательно, чтобы его попросили дать показания в суде. Суд земли отклонил исковые требования заявителя со ссылкой на напряженные отношения между родителями и на опасность того, что в этих условиях посещения отца негативно отразились бы на развитии ребенка. Конституционная жалоба заявителя была отклонена.

По поводу ст. 8 Конвенции. Отказ Сахину в доступе к его ребенку составил акт вмешательства государства в права человека, который имел обоснование в законодательстве страны и преследовал законные цели охраны «здоровья или нравственности», защиты «прав и свобод» ребенка в значении ст.8 Конвенции. Что касается вопроса о необходимости такого вмешательства, то суды Германии привели существенные мотивы своих решений отказать заявителю в свиданиях с ребенком. Что же касается обоснованности самих мотивов решений об отказе, то Европейский Суд не может полностью дать свою оценку этому, не установив сначала, была ли в процессе принятия решения по делу в целом обеспечена необходимая защита интересов заявителя. Для этого надо обратиться к конкретным обстоятельствам производства по делу. Заявителю была предоставлена возможность изложить свои доводы суду в пользу предоставления ему права на свидания с ребенком, и он имел доступ ко всей относящейся к делу информации, из которой исходили суды, принимая свои решения по делу. Участковый суд в своем решении исходил из доводов родителей, изложенных на слушаниях, и показаний свидетелей, а Суд земли, кроме того, назначил экспертизу и получил ее результаты.

Было бы слишком утверждать, что суды всегда обязаны заслушивать показания ребенка в суде по вопросу о свиданиях с родителем. Решение по этому вопросу зависит от конкретных обстоятельств дела с учетом возраста и уровня зрелости ребенка. В настоящем деле ребенку было около пяти лет, когда Суд земли вынес свое решение, и — принимая во внимание методы, примененные экспертом-психологом, и ее осторожный подход к анализу отношения ребенка к ситуации — можно считать, что суд не вышел за рамки допустимого усмотрения, когда он обосновывал свое решение выводами экспертизы. Не было никакой причины сомневаться относительно профессиональной компетентности эксперта-психолога или форм проведения ее собеседований с ребенком и родителями.

Европейский Суд поэтому находит, что процессуальный подход судов Германии был разумен в данных обстоятельствах и суды обеспечили себя достаточными материалами, чтобы прийти к мотивированному решению в данном конкретном деле. Процессуальные требования ст.8 Конвенции были поэтому выполнены.

Европейский Суд пришел к выводу о том, что положения ст.8 Конвенции нарушены не были (принято 12 голосами «за» и 5 голосами «против»).

________________________________________________________